СВЯТИТЕЛЬ МИТРОФАН, ПЕРВЫЙ ЕПИСКОП ВОРОНЕЖСКИЙ (1682-1703)

Святитель Митрофан, во святом крещении Михаил, родился в ноябре 1623 года во Владимирской губернии. В Золотниковской пустыни в честь Успения Божией Матери в 1663 году священник Михаил был пострижен в иночество с именем Митрофан. В июне 1665 года блюстителем патриаршей кафедры митрополитом Сарским и Подонским Павлом инок Митрофан “благословен во игуменский чин”. 2 апреля 1682 года святой Митрофан был посвящен во епископа Патриархом Иоакимом. Святителю было тогда 58 лет от роду. Последнее свидание святителя и государя было в феврале 1702 года, когда царь, пользуясь перерывом войны со шведами, прибыл для корабельных работ в Воронеж. См.: "Святые земли Воронежской" - Святитель Митрофан, первый епископ Воронежский

Первопрестольник Воронежский, святитель Митрофан, во святом крещении Михаил, родился в ноябре 1623 года во Владимирской губернии. Не имеется сведений, кто именно были его родители, какое за­нимали положение; известно лишь, что они принадле­жали к духовному званию. Основанием для такого предположения служит то обстоятельство, что в си­нодике святителя Митрофана род святого начинается именами лиц, облеченными в иерейский сан. Сохранилось ценное свиде­тельство самого святителя о том, каковы были родители его и как воспитали они своего сына. “Я родился в мир сей, - говорит святой Митрофан в своем духовном завещании, - от благочестивых родителей и воспитан ими в непорочном благо­честии Восточной Церкви, в православной вере”.

Половину своей жизни угодник Божий провел в миру: был женат, имел сына и проходил должность приходского свя­щенника. Местом пастырского служения иерея Михаила бы­ло село Сидоровское. Более ничего неизвестно о мирской жизни святителя. Но его строго христианское воспитание, по­следующая богоугодная жизнь и самоотверженная архипас­тырская деятельность без сомнения говорят о том, что для своего прихода священник Михаил был пастырем, полагаю­щим душу за своих овец, а для своей семьи - мудрым руково­дителем и любящим отцом. Нежная заботливость святителя о своем сыне Иоанне сквозит в письмах, сохранившихся от времени его епископского служения.

На сороковом году своей жизни угодник Божий лишился супруги и тогда же решил отречься от мира, чтобы беспрепят­ственно служить Богу. Он поселился в Золотниковской пустыни в честь Успения Божией Матери. Здесь в 1663 году свя­щенник Михаил был пострижен в иночество с именем Митрофана. К сожалению, ничего неизвестно о подвигах святого Митрофана в тихой пустыни. Следуя учению Евангелия, он старался скрывать свои подвиги от людских взоров и дал обет окончить жизнь и быть погребенным в Золотниковской пус­тыни: так ему была дорога мирная сень скромной обители.

Но Господь судил святому Митрофану иной, высший жре­бий духовного водительства другими. Несмотря на старание подвижника укрыться от славы человеческой, богоугодная жизнь его сделалась известна для окрестного населения: спу­стя три года по вступлении в Золотниковскую обитель братия соседнего Яхромского Космина монастыря, не имевшая в то время настоятеля, обратилась вместе с крес­тьянами монастырских вотчин с просьбой поставить игуменом их обители известного своей строгой жиз­нью инока Митрофана. Просьба была исполнена: в июне 1665 года блюстителем патриаршей кафедры митрополитом Сарским и Подонским Павлом инок Митрофан “благословен во игуменский чин”. Во всю свою последующую жизнь угодник Божий сильно скорбел, что не мог выполнить обета о безыс­ходном пребывании на месте своего пострижения, хотя он на­рушил его не самовольно, а по иноческому послушанию. В Яхромском монастыре святой Митрофан был настоятелем почти десять лет. Насаждая среди братии дух благочестия, игумен заботился и о внешнем процветании обители. Вскоре после вступления в управление монастырем он приобрел для него богато украшенное Евангелие; затем, видя тесноту мона­стырского храма, святой Митрофан с помощью благотворите­лей построил новый, более обширный, во имя Всемилостиво­го Спаса, Нерукотворного Его образа, причем снабдил этот храм новою церковною утварью.

В 1675 году управлению святого Митрофана, как “мужа благоговейного и добродетельного”, Патриарх Иоаким пору­чил другую, более обширную и славную Унженскую обитель во имя Живоначальной Троицы. Унженская обитель пользо­валась милостями царей дома Романовых. Она была знакома царю Михаилу Феодоровичу еще до вступления его на Россий­ский престол: в 1612 году или в начале 1613 года он с матерью своею, инокиней Марфой Иоанновной, приезжал в обитель и молился преподобному Макарию о возвращении отца свое­го, митрополита Ростовского Филарета, томившегося в плену у поляков. В 1619 году Михаил Феодорович совершил в тор­жественно-царской обстановке путешествие в монастырь пре­подобного Макария по своему обету “за некоторые угодника Божиего чудеса и помощь, оказанную великому государю и родителям его во время их печали”. Со времени царского по­сещения Унженская обитель, по воле Михаила Феодоровича, была учинена “наравне с Соловецким монастырем”, а игуме­ны ее получили право ежегодного приезда в Москву к царю и патриарху с образом преподобного Макария и со святой во­дой после дней празднования преподобному Макарию, прихо­дившихся на 19 января [в соборе Костромских святых - 23 января (Прим. ред.)] и 25 июля.

Таким путем Унженские игумены получили личный до­ступ к царю и патриарху, что имело важное значение для оби­тели. Не меньшую любовь и веру к преподобному Макарию Унженскому имел и внук ца­ря Михаила, Феодор Алексеевич, у которого было сильное желание видеть обитель и поклониться гробу преподобного. Высокое покровительство царствующего дома благоприятно отразилось на внешнем положении обители, которая из мало­заметной и немногочисленной стала знаменитой, много­людной и богатой, обладающей многочисленными вотчина­ми, обширным и разнообразным хозяйством.

Назначение святого Митрофана игуменом такой обители показывает, как Патриарх Иоаким почитал его за благочестие и мудрую распорядительность, и следует признать это, тем бо­лее что обстоятельства внутренней жизни обители требовали особенной внимательности при выборе настоятеля. Послед­ние годы правления предшественника святого Митрофана, игумена Никиты, были для Унженской обители очень тяже­лы. В 1671 году были обретены честные мощи основателя мо­настыря преподобного Макария; по распоряжению игумена они были положены в издавна устроенной поверх могилы пре­подобного гробнице с изображением почившего угодника Бо­жиего на верхней доске. Ежегодно начали совершать праздно­вание в память открытия мощей. Но это радостное событие омрачилось печалью: игумен и братия, “содержимые просто­тою”, не сообщили об открытии мощей ни патриарху, ни царю. Через четыре года по доносу одного монаха, недовольного игу­меном Никитою, поднялось об этом дело. Начавшееся по рас­поряжению патриарха следствие окончилось тем, что откры­тые мощи были положены под спуд, а Никита лишен игу­менства и сослан “под начал в послушники” в Желтоводский монастырь.

В столь тяжелую годину Патриарх Иоаким дал в руководи­тели Унженской обители игумена Митрофа­на, надеясь, что он сумеет укрепить веру и вселить мир в смя­тенные сердца братии и множества богомольцев, приходив­ших на поклонение чудотворцу Макарию. И действительно, обитель получила теперь себе надежного и опытного руководи­теля. Святой Митрофан управлял Унженским монастырем почти семь лет. Здесь, как и в Яхромской обители, его трудами был сооружен в честь Благовещения Пресвятой Богородицы теплый каменный храм с трапезою и колокольней. Церковь была освяще­на в 1680 году, через три года после закладки; за благословен­ной грамотой на освящение храма святой Митрофан лично ездил в Москву. В храме преподобного Макария, ос­нователя обители, находился образ Спасителя с надписью: “1680 года, по обещанию монаха Митрофана”.

Эти памятники благочестивого храмоздательства свиде­тельствуют о горячей любви святого Митрофана к благолепию дома Божиего. К сожалению, нет сведений, которые изобра­жали бы нам деятельность святого игумена, направленную к созиданию храма Божиего в душах вверенного ему словесно­го стада. Но что она была благотворна, об этом красноречиво говорит то доверие, какое питал Патриарх Иоаким к Унженскому игумену. Видя, вероятно, как он мудро правит своею обителью, патриарх поручил ему исполнение важных дел. В 1677 году по повелению Патриарха Иоакима Унженский игумен “дозирал святые церкви в ветлужских селах”. В том же году по приказанию патриарха он совместно с поповскими старостами отбирал в городах Галиче и Юрьевце Повольском с уездами в монас­тырских, соборных, приходских и “ружных” храмах старо­печатные служебники, а вместо них раздавал слу­жебники новой печати.

Вскоре святой Митрофан получил новое, уже постоянное служебное назначение. Он был поставлен десятильником. Унженская обитель принадлежала к обширной Галицкой деся­тине патриаршей епархии. Десятильничий двор, где сосредо­точивалось управление этой десятиной, был в городе Галиче, отдаленном от обители. Обширность десятины и многочислен­ность входивших в нее храмов создавали большое неудобство в надзоре за духовенством. Поэтому в 1680 году, незадолго до оставления святым Митрофаном настоятельства в Унженской обители, из Галичской десятины были выделены и вновь обра­зованы еще две десятины: Усольская и Унженская. Заведование Унженскою десятиною, в состав которой вошло 94 храма, было поручено игуменам Макарьева монастыря. В го­роде Унже был устроен “десятильничий двор”, или приказ ду­ховных дел, где председательствовали Унженские игумены. Святой Митрофан, таким образом, был первым десятильником Унженской десятины.

Богоугодная жизнь игумена Митрофана привлекала к нему почитателей, которые выражали свое уважение к Унженскому игумену пожертвованиями в монастырь. Среди них по любви к святому и щедрым пожертвованиям в обитель выда­вался приближенный к царю боярин Богдан Матфеевич Хит­рово. В монастыре хранились вклады этого боярина и жены его Марины: икона преподобного Макария Унженского, по­жертвованная “по обещанию” в 1679 году, напрестольное Евангелие, подаренное царем Феодором Алексеевичем бояри­ну, а им, после сооружения богатого оклада, отданное в Унженскую обитель, и синодик “для вечного поминовения” ро­дителей Хитрово. И игумен Митрофан любил боярина за лю­бовь его к обители.

Во время настоятельства святого Митрофана икону препо­добного Макария, находившуюся на его гробнице, приноси­ли, по распоряжению благочестивого царя, из Унженского монастыря в Москву, во дворец. Царь “со всем своим пресветлым домом” воздал честной иконе, “яко самому великому угоднику Божиему Макарию”, поклонение, совершив пред нею “молебные пения”. Потом он приказал сделать на икону новое украшение из золота и серебра, которые были выданы из царских сокровищ. Отпуская обратно честную икону, царь провожал ее со своим “синклитом с пением и со священным чином до уреченного места”. Нет сомнения, что икону сопро­вождал в Москву сам настоятель обители святой Митрофан. Личные свидания со святителем и беседы с ним западали в душу набожного царя, и он относился к подвижнику с глу­боким уважением. Об этом свидетельствуют многочисленные царские грамоты, дарованные Унженскому монастырю в то время, когда настоятелем его был святой Митрофан; в этих грамотах или вновь жаловались или подтверждались преж­ние льготы обители.

На Московском Соборе 1681–1682 годов в чис­ле мер для борьбы с усиливавшимся расколом старообрядчест­ва и в целях содействия большему распространению христиан­ского просвещения среди православных положено было увели­чить число епархий и открыть новую кафедру – Воронежскую. На эту кафедру по желанию царя был избран святой Митрофан, еще ранее, года за полтора, вы­званный из Унженской обители в Москву на чреду священнослужения. Современники объясняют это избрание высокой по­движнической жизнью святого Митрофана, “мужа воистину праведна и свята”, а также желанием благочестивого царя возвеличить Унженскую обитель возведением на епископскую кафедру ее настоятеля, в котором он видел наместника препо­добного Макария по игуменству и ученика его по жизни.

2 апреля 1682 года святой Митрофан был посвящен во епис­копа Патриархом Иоакимом с шестнадцатью архипастырями. Святителю было тогда 58 лет от роду. После посвящения епископ Митрофан прожил довольно продолжительное время, с апреля до половины августа, в Москве. Новоучрежденная епархия нуждалась первоначально в его заботах здесь, в сто­лице, где находилась высшая духовная и светская власть: так, в Москве вскоре после хиротонии святой Митрофан возбу­дил вопрос об отводе места в городе Воронеже под соборную церковь и под двор епископу с домовыми людьми. Кроме того, первопрестольнику Воронежскому нужно было запастись и советами опытных людей, а также приобрести предметы, необходимые для богослужения. Из домовой архиерейской казны Рязанского митрополита святому Митрофану были выданы книги, епископское облачение, посох, кресты; из нее же получены им были и деньги.

28 апреля скончался благочестивый царь Феодор Алексее­вич, и святитель Митрофан, чередуясь с другими бывшими в Москве епископами, совершал установленное поминовение по усопшем государе. 25 июня святитель участвовал в вен­чании на царство юных государей – Иоанна и Петра Алексее­вичей.

Лето, проведенное святителем в Москве после хиротонии, было тяжелым временем государственных и цер­ковных волнений. На его глазах происходили кровавые неистовства стрельцов (15–17 мая), державших в постоянной тревоге правительство и народ в продолжение всего лета 1682 года. Воронежский епископ присутствовал 5 июля на Соборе в Гра­новитой палате, устроенном для прений с раскольниками, и был свидетелем диких проявлений необузданного фанатиз­ма невежественных защитников старины: их предводитель, суздальский поп Никита Пустосвят, не стесняясь присутстви­ем на Соборе правительницы Софии, вдовой царицы Наталии Кирилловны и патриарха, даже нанес побои Холмогорскому архиепископу Афанасию, когда тот обратился к нему со сло­вом увещания. Без сомнения, эти печальные события глубоко запали в душу святого Митрофана, и святитель до гроба рев­ностно заботился как об устроении церковной жизни, так и о благе государственном. Впоследствии он сам напоминал в челобитных государям, что был отпущен из Москвы в Воро­неж в “смутное время”, почему и архиерейский дом его остав­лен в забвении, без вотчин и угодий.

Тяжелый подвиг епископского служения для святителя Митрофана увеличивался нестроениями его новоучрежден­ной епархии. Воронежский край был лишь недавно заселен; город Воронеж еще не насчитывал себе тогда и ста лет. Пер­вые поселенцы здесь были невольные, согнанные сюда прави­тельством из разных сел и городов России для охраны края от нападений крымских татар; к ним впоследствии присоедини­лись беглецы, покидавшие, по тяжелым условиям жизни, родные места и искавшие приволья в придонской Украине; были здесь и выходцы из Приднепровья, укрывавшиеся от польских притеснений. Это разнообразное население придон­ского края было подчинено в церковном отношении Рязан­ским митрополитам, но в действительности оно лишено было епископского руководства и надзора: при обширности Рязан­ской епархии, имевшей более 1200 храмов, Рязанские архи­пастыри не посещали город Воронеж, не говоря уже об уезде, а потому они не могли иметь пастырского влияния на этот отдаленный край своей епархии. Все это печальным обра­зом отражалось на состоянии веры и нравов населения: свет евангельского учения не проник в жизнь народа.

Многие христиане того края не только носили языческие имена, но и жили по-язычески: воровали, пьянствовали; семей­ный быт расшатывался такими пороками, о которых и гово­рить непристойно; богослужение посещалось редко. Неуваже­ние к храму и духовенству даже среди высшего слоя населе­ния – помещиков доходило до того, что были случаи, когда служба прерывалась непристойной перебранкой, а храм Божий делался местом избиения священника. Такие происшествия показывают, как было слабо религиозно-нрав­ственное влияние на пасомых не только со стороны высшей церковной власти, но и со стороны приходского духовенства. А происходило это оттого, что само духовенство стояло невысоко по своей жизни. Первыми священниками новонаселен­ного края были “сведенцы” из других сел и городов и, можно думать, то были не лучшие из священников. Впоследствии, с возрастанием храмов в Воронежской епархии, возрастало и число пастырей, причем становились священниками или потомки первых священников, или малограмотные крестьяне, которые затруднялись под­писать свое собственное имя. К тому же и таких пастырей, ко­торые были в состоянии лишь совершать богослужение, недо­ставало. По пространству Воронежская епархия была обшир­на, но храмов в ней было мало – всего 182, так что в иных ме­стах верст на 50, на 80 не было храма. Нередко, по отсутствию пастырей, храмы стояли “без пения”, и население привыкало к “беспо­повскому” строю жизни, что создавало здесь чрезвычайно благоприятную почву для развития раскола. Хорошо известно, что придонский край был одним из излюбленных убежищ для раскольников. Раскольники пост­роили пустыньки и отсюда с особенным удобством прививали православным если не раскол, то нерасположение к Церкви и ее пастырям: малопросвещенные христиане, числящиеся православными, безбоязненно посещали эти пустыньки, счи­тая их устроителей принадлежащими к Православной Церкви.

Не находило надлежащего удовлетворения своим духов­ным нуждам население придонского края и в монастырях, ко­торые возникли здесь, главным образом, в первой половине XVII века: не столько монастыри действовали благотворным образом на жизнь окружающих мирян, сколько последние вносили в их внутренний строй чуждый и пагубный дух мир­ской жизни. Монастыри эти были малочисленны и притом на­ходились в постоянной опасности ограбления или от крым­ских татар или от разбойничьих шаек, бродивших в крае под видом “воинских людей”, состоящих на государственной службе. Это побуждало монастыри искать себе защитников среди местного населения, с которым они приходили в очень близкое соприкосновение.

Благодаря военному положению страны среди жителей придонского края было много инвалидов, выбывших из рядов охранителей Украины; много было вдов и сирот, оставшихся без кормильцев, убитых в стычках с татарами. И вот, при от­сутствии богоугодных заведений – богаделен и приютов мо­настыри и наполнялись инвалидами, вдовами и сиротами; не­которые из монастырей даже и основывались отчасти с этой целью, причем местное население помогало устроению монас­тыря и оказывало ему дальнейшую поддержку. Но эта бли­зость к миру вредно отзывалась на жизни обителей: попавшие в монастыри нередко без призвания, насельники их втягива­лись в хозяйственные хлопоты, уделяя им более внимания, нежели делу собственного спасения: монастыри стали похо­дить больше на поместья. Из-за хозяйственных угодий у мно­гих монастырей Придонья бывали не только судебные тяжбы, но и вооруженные столкновения с населением.

Уклонение иноков с пути своих обетов тем более усилива­лось, что жертвователи-миряне вмешивались во внутреннюю жизнь монастырей, тогда как влияние духовной власти на них, по причине отдаленности кафедрального города Рязани, было крайне слабо. Здесь немало было чернецов, которые бе­жали сюда из монастырей Москвы и прочих епархий, чтобы жить на свободе, “ведая, что здесь не обреталось архиерейства”. Своевольные монахи, почти не знавшие в действительно­сти епископского надзора, опираясь на поддержку мирян, иногда открыто противились распоряжениям духовной влас­ти, так что епископ принужден был искать управы на ослуш­ников у царя или патриарха.

Вообще, край требовал для своего церковного устройства больших трудов, забот и настойчивости. И святой Митрофан хорошо понимал это: в одной из своих челобитных он дает та­кой отзыв о своей епархии: “у нас место украинское и всякого чину люди обвыкли жить неподвластно, по своей воле”.

В конце августа 1682 года святитель Митрофан прибыл в Воронеж и вскоре обратился к священникам своей, вновь открытой епархии с архипастырским посланием. Чтобы внед­рить начала христианской жизни в своей пастве святитель нуждался в сотрудничестве со стороны своих ближайших по­мощников - пресвитеров, но для этого нужно было еще в них самих прежде зажечь огонь святой ревности о спасении вве­ренных им душ. И вот святитель в простых, но одушевленных словах послания объясняет пресвитерам высокое призвание пастыря, указывает три его главные обязанности и прекрасно подобранными изречениями из Священного Писания убежда­ет к неленостному их исполнению. Приводим от начала до конца послание святого Митрофана. “Честные иереи Бога Вышнего! – писал святитель, - вож­ди словесного стада Христова! Вы должны иметь светлые очи ума, просвещенные светом разумения, чтобы вести других по правому пути; по слову Господа, вы должны быть самым све­том: вы есте свет мира (Мф. 5, 14). Вы, пастыри, должны преподавать овцам словесным приготовленную манну слова Божия, подобно тому, как Ангелы приготовляли чувственную манну в пустыне. Вы, как ходатаи, должны в молитвах ваших подражать Моисею и Павлу, которые с такою ревностию мо­лились Богу за людей своих! Моисей говорил Богу: и ныне, аще оставиши им грех их, остави: аще же ни, изглади мя из книги Твоея, в нюже вписал еси (Исх. 32, 32). Павел говорит: молил бых ся бо сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти: иже суть исраилите (Рим. 9, 3). Так и вам подобает ревновать о спасении людей Божиих. Добрые пастыри таковы, что готовы были души свои по­ложить за овцы (Ин. 10-15). Так и вы устрояйте себя. Па­сите еже в вас, стадо Божие, посещающе не нуждею, но волею, и по Бозе: ниже неправедными прибытки, но усердно (1 Пет. 5, 2). Христос Спаситель, когда вручал святому апостолу Пет­ру пасение овец Своих, трижды говорил ему: паси (Ин. 21, 15-17). Это, очевидно, для того, что пастыри трояко пасут вру­ченное им стадо: словом учения, молитвою и силою святых та­инств, наконец образом жизни. Эти три вида пасения и вы усердно выполняйте: преподавайте людям слово учения, по­казывайте на себе пример доброй жизни, усердно возносите молитвы к Богу о врученной вам пастве, старайтесь препода­вать им святые таинства, то есть просвещайте неверующих святым крещением, согрешивших после крещения старай­тесь приводить к покаянию и исправлению жизни, достойных сподобляйте пречистых Таин Тела и Крови Христовых, за­ботьтесь о больных, особенно чтобы не отходили из этой жиз­ни без святых Таин и не лишались последнего елеосвящения. Вместе с Божественным Павлом засвидетельствую убо аз пред Богом и Господем Иисусом Христом, хотящим судити живым и мертвым в явлении Его и царствии Его: проповедуйте слово, настойте благовременне и безвременне, обличайте, запре­щайте, умоляйте со всяким долготерпением и учением (2 Тим. 4, 1-2). И молю вы, братие, вразумляйте безчинныя, утешайте малодушныя, заступайте немощныя, долготерпите ко всем: непрестанно молитеся. О всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол. 5, 14, 17-18). Образ будите верным словом, житием, любовию, ду­хом, верою, чистотою (1 Тим. 4, 12): ни едино ни в чем же дающе претыкание, да служение безпорочно будет: но во всем представляйте себе, яко Божия слуги (2 Кор. 6, 3-4). Если все это соблюдете, то воистину являшуся Пастыреначальнику приимете неувядаемый славы венец (1 Пет. 5, 4). О! Если бы получить всем нам сию славу, благодатию Господа нашего Иисуса Христа, Которому подобает слава и держава со Отцем и Святым Духом во веки веков! Благословение Господне на вас, благодатию Его, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь”.

Приведенное послание проникнуто одною мыслью о вели­чии и святости пастырского служения; ею же проникнуто и последнее, обращенное к священнослужителям Воронеж­ской епархии, наставление святителя, содержащееся в его ду­ховном завещании. Та же самая мысль одушевляла святителя и во время его двадцатилетней многотрудной архипастырской деятельности. Вступив на Воронежскую кафедру, святой Митрофан самоотверженно возложил на себя нелегкие и слож­ные обязанности епископа. Как опытный хозяин, радеющий об имуществе церковном, он стремился к тому, чтобы увеличить средства своей небогатой епархии и заботливо упорядочивал ее внешний, церковно-хозяйственный обиход. Но главные заботы святителя сосредоточивались на пастырском попечении о спасении душ вверенного ему Господом словесного стада. Святой Митрофан явился истинным пастырем, со страхом Божиим он свершал свое служение: с любовию и милосердием вспахивал святитель ниву сердец человеческих, чтобы посеять на них спасительные семена слова Божиего; лишь в крайних случаях для искоренения пороков обращался он к суровым карательным мерам.

Неприветливо встретил святого Митрофана его кафедральный город: архиерейский двор оказался настолько ветхим, что епископ вынужден был на первых порах ютиться со “своими домовыми людьми” на постоялом дворе, причем, по его собственному выражению, он терпел “большую нуж­ду”. Средства новой епархии, вверенной управлению святого Митрофана, были очень невелики: не считая Воронежа, к ней отошло главным образом из соседней Рязанской митрополии шесть незначи­тельных городков: Елец, Коротояк, Землянский, Урыв, Ор­лов, Костенской, а между тем на сбор с местных храмов и мо­настырей нужно было содержать архиерейскую кафедру с “домовыми людьми”.

Вследствие грозных событий лета 1682 года духовные и светские власти в Москве забыли позаботиться о нуждах но­воучрежденной маленькой Воронежской епархии. И святи­тель впоследствии указывал в челобитных, что он “отпущен из Москвы на Воронеж в смутное время, и ничем не пожало­ван”, почему “на Воронеже, в дому Пресвятой Богородицы вотчин и никаких угодий нет, и он, Митрофан епископ, ничем не взыскан”. Таким образом, пред святителем прежде всего возник вопрос о хозяйственных нуждах епархии. Сам святи­тель вел настолько простой образ жизни, что ему с избытком хватило бы самых незначительных средств. Но бедность епархии была тяжела ему потому, что обрекала на нужду и всех обитателей его архиерейского дома, что не позволяло ему раз­давать щедрую милостыню нищим, что, наконец, препятство­вало ввести в епархии благолепное церковное богослужение, к чему особенно лежало сердце святого Митрофана. Сам по себе тяжелый вопрос о епархиальных средствах осложнился для святителя еще новым неприятным делом: он вынужден был отстаивать границы своей епархии от притязаний Рязанских митрополитов, недовольных выделением из своей митрополии некоторых городов, отошедших к новоучрежденной Воронежской кафедре. Этот спор о границе смежных епархий вызывался отчасти тем, что Собором 1674 года было постановлено каждой епархии руководиться при разграничении входящих в ее состав городов и уездов ста­рыми писцовыми книгами, составленными вскоре после Смутного времени. Но потом, когда в Украине, благодаря уси­ленному приливу переселенцев, с течением времени возник целый ряд новых городков, получилось несоответствие нового деления на уезды со старым по писцовым книгам, которыми все-таки продолжали еще руководиться в делах землевладе­ния. Поводом для начала распри могли послужить случаи до­бровольного отделения от Рязани некоторых сел, близких к Воронежу или к уездам Воронежской епархии, или, наобо­рот, – попытки некоторых приходов Воронежской епархии от­писаться к Рязани, причем святой Митрофан принимал меры к возвращению отложившихся приходов.

Продолжительный спор святого Митрофана с Рязанскими митрополитами о границах соседних епархий был решен в конце концов в его пользу царем Петром Алексеевичем вес­ной 1699 года. К Воронежской епархии были присое­динены: Усмань, Демшинск, Белоколодезь и село Мокрый Боярак от Рязанской епархии, а от Белогородской - Острогожск или Рыбный. Ранее того (в 1697 году) Патриарх Адриан значи­тельно расширил пределы Воронежской епархии, присоеди­нив к ней новопоселенцев Воронежского уезда по рекам Битю­гу, Икорцу и Осереду. При святителе значительно возросло число вотчин и угодий Воронежского архиерейского дома: одни из них были приписаны к нему духовной или светской властью по челобитным святого Митрофана, в которых он указывал на бедность своего архиерейского дома; другие были пожалова­ны государем Петром Первым, отличавшим святителя среди прочих иерархов.

Одною из первых забот святого Митрофана было построе­ние нового кафедрального собора, ибо существовавшая тогда соборная церковь в честь Благовещения Пресвятой Богоро­дицы была очень ветха. Еще в Москве, до переезда в Воро­неж, святитель просил об отводе удобного места для построй­ки собора.

Ответом на эту просьбу была царская грамота (19 июня 1682 года) Воронежскому воеводе, на основании которой он отвел под собор и архиерейский двор почти третью часть тог­дашнего города - около 255 сажен. Но недостаток средств вы­нудил святого Митрофана отложить свое намерение и пока ог­раничиться поправкой прежнего соборного храма. 24 марта 1683 года святитель просил государей челобитной грамотой дать ему на три года и с уплатою за работу из архиерейской казны двух плотников из числа тех, которые правительством брались из городов и монастырей Воронежской епархии для постройки стругов.

Однако соборный храм оказался настолько ветхим, что поддержка его становилась бесполезной: кровля и помост об­валились, так что совершать в нем богослужение было почти невозможно. Указывая в челобитной Патриарху Иоакиму на такую ветхость соборного храма, святитель просил его разре­шить построение нового собора и именно каменного, потому что кирпич и камень были под рукой, а лес “в дальнем рассто­янии, верстах в тридцати и больше”. Вскоре святым Митрофаном была получена от патриарха благословенная грамота (от 19 апреля 1684 года) на постройку каменного соборного храма, так же как и прежнего, в честь Благовещения Пресвя­той Богородицы. На возведение соборного храма государи по­жаловали святителю мельницу при речке Ельце, а ко времени окончания строительства собора они же вместе с царевной Софией Алексеев­ной сделали (16 декабря 1688 года) новое пожертвование – ко­локол весом в 160 пудов. К 1692 году собор был уже освящен.

Благовещенский собор, воздвигнутый заботами святителя, представлял собою храм, значительно превосходивший свои­ми размерами все храмы Воронежа. Архитектура его была очень проста: на высоких прямых стенах с окнами в два ряда покоилась низкая деревянная крыша с пятью большими гла­вами, над которыми значительно возвышались венчавившие их кресты. С правой стороны к главной части храма, отделя­ясь от нее по обычаю того времени глухой каменной стеной, примыкал придел в честь Архангела Михаила, имя которого святитель носил в миру.

О благочестивой ревности святителя и заботах его о благо­лепии храма Божиего не менее красноречиво свидетельство­вал и внутренний вид собора. Пред алтарем высился 6-ярус­ный иконостас прекрасной столярной работы. Главные иконы иконостаса блистали серебряными чеканными позолоченны­ми окладами. Царские врата с царским венцом над ними бы­ли обложены драгоценным серебряным вызолоченным чекан­ной работы окладом. Бархатная с золотом одежда покрывала святой престол. Смиренный и полный простоты в домашнем обиходе, святой Митрофан любил в храме Божием благолепие как в священных одеждах, так и в церковной утвари. Поэтому воронежский собор при святителе (особенно в последние го­ды, когда Воронежская епархия стала обширнее и богаче) был богат ценными облачениями. Большая часть их была из атла­са, шелка и бархата, а также из материй, вышедших ныне из употребления, но равных по достоинству помянутым. Многие облачения были шиты золотом и серебром. Церковная утварь, за незначительными исключениями, была серебряная, вызолоченная. Все это, как говорит святитель в духовном завеща­нии, было собрано “с великим трудом”; например, за покуп­кой материй для облачений святому Митрофану приходилось посылать не только в Москву, но даже в Астрахань, где прода­вались дорогие восточные шелковые ткани, вывозимые из Персии.

Святитель любил построенный им соборный храм, как свое детище, и перед кончиной своей завещал хранить “недвижи­мо” все устроенное в нем. Но беспощадное время и люди, невнимательные к последней воле святителя, не соблюли его завета: к началу XX века в соборе сохранилось очень немногое и малоценное из собранных им сокровищ, например, медный посох, крашенинная мантия. Вероятно, значительную часть средств на постройку соборного храма и на его драгоценную утварь святитель Митрофан собрал на стороне, может быть, в Москве у знатных людей, знакомых с ним раньше.

Местные средства новооткрытой епархии, особенно в пер­вые годы до ее увеличения, были очень скромны. По крайней мере святитель жаловался государю на отсутствие “подая­ния” соборного храма, вследствие чего была “великая ску­дость” в свечах, ладане и церковном вине, тогда как в других епархиях все это выдавалось из казны. Царской грамотой (10 июля 1696 года) велено было в соборный храм выдавать “в вечные времена” ежегодно “без умаления” по 5 пудов вос­ку на свечи и по 5 рублей на вино и ладан “из Воронежских та­моженных доходов”. К собору святителем был приписан до­вольно большой причт, а за богослужением обычно пел строй­ный архиерейский хор, состоявший из 13–20 человек.

За истовое и благолепное богослужение святителя Благове­щенский собор сделался любимым храмом постоянных и временных жителей Воронежа: среди вкладчиков собора, вне­сших имена своих почивших родных в синодик, находились москвичи, ярославцы, зарайцы. Встречались имена и знат­ных людей времени святого Митрофана, например, Льва Ки­рилловича Нарышкина (дяди царя Петра по матери), Феодора Абрамовича Лопухина (тестя царя), Тихона Николаевича Стрешнева (ближнего боярина государя).

Недолго просуществовал Благовещенский собор: спустя 14 лет по смерти своего создателя (около 1717 года) он обрушил­ся от близости рвов, а главное, от нетвердости фундамента. Это печальное событие по действию Промысла Божиего послужи­ло, как увидим далее, к явлению славы Божией.

Любя храм Божий и убежденный в глубоком значении его для усвоения истин веры и добрых нравов народом, святой Митрофан сумел вдохнуть эту любовь и своей пастве. Во вре­мя его управления в Воронежской епархии происходила оживленная церковностроительная деятельность и число храмов, по сравнению с прежним, увеличилось более чем на четверть [Так, в 1960 году епископ Митрофан благословил строительство каменной церкви в Успенском монастыре вместо трех сгоревших деревянных и каменной церкви в посадской слободе города Воронежа].

Для новоучрежденной Воронежской епархии деятельность святого Митрофана была истинным благословением Божиим. Под мудрым управлением святителя все стороны не только церковной, но и государственной жизни края испытали благо­детельную перемену. Монахи, белое духовенство и миряне -все одинаково были дороги святителю, о всех он одинаково за­ботился, ибо сознавал, что все без различия вручены Господом его архипастырскому водительству.

Монастыри Воронежской епархии нашли себе надежного руководителя в лице святого Митрофана. Он вступил на Воро­нежскую кафедру после девятнадцатилетнего пребывания в различных монастырях. 14 лет из этих 19 он был игуменом в двух обителях. Особенно большой опыт в управлении как братией, так и хозяйственными делами монастырей святой Митрофан приобрел за время своего игуменства в Унженской обители, сравнительно многолюдной и богатой вотчинами. Мероприятия святого Митрофана, касавшиеся обителей Воронежской епархии, направлены были прежде всего к искоренению упрочившихся в них нестроений, которые происходили от своеволия иноков и мирян, делавших вклады, и отражали общую беспорядочность украинской жизни. Святитель приписывал к архиерейскому дому, то есть подчинял монастыри непосредственному своему надзору, когда вмешательство вкладчиков-мирян во внутренний строй их в корень подрывало самые основы иноческой жизни. По этой именно причине к Воронежскому архиерейскому дому был приписан Боршевский монастырь во имя Живоначальной Троицы, построенный донскими казаками, постригавшимися здесь в старости и болезни. Обитель была богата: немало льгот и угодий получила она от Войска Донского, привыкшего смотреть на нее как на свое достояние. Отсюда происходило вмешательство казаков в монастырские дела и беспорядки в обители. Своеволие иноков Боршевского монастыря, поддерживаемых донскими казаками, дошло до того, что святой Митрофан в челобитной великим государям принужден был писать: (Боршева) “монастыря и монастырских крестьян во всяких духовных и челобитных делах от донских казаков мне, богомольцу вашему, ведать невозможно”. Царской грамотой (9 февраля 1686 года) монастырь этот с крестьянами, вотчинной землей и угодьями велено было приписать к Воронежскому архиерейскому дому, чем прекращалось самостоятельное существование обители. Предписано было выслать на Дон казаков из монастыря, чтобы они перестали хозяйничать в нем; казаков же, приезжавших на богомолье, разрешалось держать в обители не более трех дней. Приписаны были к архиерейскому дому при святом Митрофане и некото­рые другие монастыри, а один закрыт.

Но при этом святой Митрофан много заботился о поддерж­ке тех монастырей, которые считал необходимыми для удов­летворения духовных нужд своей паствы. С этою целью свя­титель основывает даже новые монастыри. По его распоряже­нию (в 1682 году) Рождественский скит на Каменной горе, принадлежавший Елецкому мужскому монастырю во имя Живоначальной Троицы, был обращен в женский общежи­тельный монастырь для поселения “черных стариц”, скитав­шихся в миру по городу Ельцу “с великою нуждою”. Новых монастырей, возникших в Воронежской епархии во дни свя­тителя Митрофана, два: Коротоякский в честь Вознесения Господня и Битюцкий во имя Живоначальной Троицы.

В обителях Воронежской епархии было тогда немало не­строений и беспорядков. Монастырское хозяйство было не­упорядочено и сильно расшатано непомерными государствен­ными повинностями, а главное, жизнь монашествующих была далека от высоты иноческих обетов. На все это святитель и обратил свое внимание.

Он потребовал, чтобы в обителях велась строгая отчетность о приходе и расходе монастырских денег; такую правильную отчетность он ввел в Дивногорском монастыре. В Покровском девичьем монастыре святитель учредил особую должность казначеи, назначаемой по общему выбору сестер. В Успен­ском монастыре он установил правильное распределение де­нежных доходов между братией. Затем святитель ходатайст­вовал пред царем об уменьшении государственных повиннос­тей для некоторых обителей, и ходатайства его имели успех: на время святого Митрофана падает большая часть жалован­ных грамот царя Петра Алексеевича монастырям Воронеж­ской епархии. Чтобы оценить по достоинству значение этих ходатайств святителя, должно помнить, что царь, ввиду страшного напряжения всех производительных сил страны на государственные нужды, был мало склонен на пожалования такого рода.

Заботясь о процветании благочестия и добрых нравов среди насельников обителей Воронежского края, святой Митрофан прежде всего стремился обуздать своеволие монашествующих, до сего времени почти не знавших епископского надзора. С этой стороны поучительно дело Толшевского монастыря. В Толшевской Преображенской обители возникло возмущение против святителя, после того, как он запретил торговать близ монасты­ря вином, потому что эта торговля сопровождалась бесчинием в самом монастыре. Недовольная распоряжением святителя часть братии, действуя под влиянием усманского кабацкого откупщика Фомы Годовикова и его отца, недавно постригшегося в Толшевском монастыре, старца Пимена, постановила “отписаться в Рязанскую епархию, а к Воронежской епархии не быть”. Отдаленность Толшевского монастыря от Рязани, затруднявшая наблюдение над ним со стороны Рязанских владык, была очень удобна для монахов, желавших жить не по-монашески. Это открытое противление святительской власти сопровождалось таким бесчинием, что Толшевский монастырь в конце концов пришел в полное запустение: братия принуждена была уйти из него. Святой Митрофан ввиду притязаний на Толшевскую обитель Рязанского митрополита Павла не решился собственною властью положить конец им и обратился к Патриарху Иоакиму. В ответ на это грамотою патриарха (22 ноября 1684 года) Толшевский монастырь был причислен к Воронежской епархии.

При важных проступках монашествующих святитель не оказывал им снисхождения, наказывал по всей справедливос­ти: или отдавал их на строгий суд светской власти, или под­вергал наказаниям, порожденным тем суровым временем. Но при этом святой Митрофан считал необходимым и воздей­ствие на совесть и на чувство провинившегося. В одном указе того времени игуменье Покровского девичьего монастыря чи­таем: “тех колодниц, которые посланы в монастырь под начал (то есть на смирение) и которые сидят в цепях, также которые колодницы и впредь в тот монастырь посланы будут в смире­ние, велеть их к церкви Божией ко всякой Божественной службе приводить непрестанно”.

Стремясь к искоренению нестроений и беспорядков в оби­телях епархии, святой Митрофан заботился и о том, чтобы на­править жизнь иноков на путь, указанный монашескими обе­тами. Он действовал на иноков поучениями, в которых пред­лагал им уроки истинного подвижничества: указывал на то, чтобы церковные службы исполнялись в соответствии с требо­ваниями устава, чтобы пение за богослужением было едино­гласное и немятежное, чтобы иноки без лености ежедневно посещали храм Божий, выполняли келейное правило, соблю­дали посты и каждый пост говели, жили в мире между собою и не оставляли без необходимости своего монастыря. При по­ступлении в новый монастырь, дозволяемом лишь по нужде, монах должен был представить настоятелю “писание того мо­настыря начального, из которого он пришел”. От настоятелей монастырей святитель требовал, чтобы они учили братию “Господним заповедям, преданию святых апостолов и отец” и подтверждали свое учение примером собственной жизни до­брой и богоугодной.

Таковы были наставления иночествующим святого Митрофана, который и своей жизнью давал им пример истинного подвижничества. Влияние этих наставлений на иноков уси­ливалось чуткой отзывчивостью святителя к их нуждам. За­писи приходо-расходных книг Воронежского архиерейского дома при святом Митрофане содержат указание на то, что при своих объездах по епархии он брал деньги для раздачи мона­хам и монахиням; по просьбе нуждающихся иноков давал средства то на покупку книги, то “на погорелое место”, то “на пропитание”, то вообще “на монастырское строение”.

К белому духовенству своей епархии святитель Митрофан относился так же: строго и справедливо и в то же время участ­ливо и отзывчиво. Пламеневший духом пастырской ревности, он стремился зажечь ее огонь и в сердцах подчиненных пасты­рей, рассуждая, что “простец, согрешивший за свою едину ду­шу, ответ даст Богу, а иерей – за многих паствы своей”.

“Молением” и “наказанием” боролся святитель с недуга­ми, которыми болели воронежские пастыри. Среди них было много людей недостойных, подававших пастве дурной пример пьянством и “бесчинною” жизнью, обвинявшихся даже в во­ровских и разбойных деньгах, самовольно отлучавшихся от приходов, в которых долгое время не совершалось богослуже­ния и не исправлялось треб. Виноватых в такого рода проступ­ках святой Митрофан или “смирял” монастырским наказа­нием и снимал с них скуфью, то есть запрещал священнослужение, или даже лишал священства, отбирая ставленные грамоты, чтобы не была поругаема благодать Божия.

Для предупреждения таких печальных явлений в жизни духовенства святитель со строгим выбором относился к став­ленникам на освободившиеся священнические места, причем и из других епархий принимал только тех священников, ко­торые имели отпускные грамоты от своих епископов. Наряду с мерами прещения святитель обращался к пастырям и со словом назидания – внушал им “поучать непрестанно (при­хожан) от Божественного Писания”, наблюдать за благочес­тивым хранением ими святых дней четыредесятницы, за ис­полнением христианского долга исповеди и приобщения Святых Таин.

Строго относившийся к порокам священно- и церковнослужителей святитель был отзывчив к их нуждам. Забитое и бесправное духовенство Воронежской епархии находило в своем епископе усердного и могущественного защитника. В нередких случаях обид со стороны мирян он доносил о виновных в “озорничестве к священному чину” светской власти или же сам отлучал “ругателей” от входа в храм и от святыни до тех пор, пока виновный придет в покаяние, попросит прощения и помирится со священником. Насколько сильно любил святитель тех из духовных лиц своей епархии, которые безупречно исполняли обязанности своего служения, видно из его духовного завещания. Здесь в словах, полных любви и смирения, он просит своего преемника на кафедре “не оскорбить и не утеснить” его ближайших помощников по управлению епархией, которые “подъяли труды великие”.

Как заботился святитель Митрофан о спасении мирян, об этом, к сожалению, не сохранилось достаточных известий. Нет сомнения, что святитель был вынужден вести тяжелую и упорную борьбу с нравственными нестроениями, которые изобиловали среди его своевольной паствы. Но имеются сведе­ния, правда отрывочные, лишь об усиленном стремлении свя­тителя Митрофана укрепить семейную жизнь своих пасомых, в которой особенно заметно и особенно пагубно было уклоне­ние от нравственного закона. Он поставил под строгое наблюдение Церкви основу семьи – брак, чтобы предотвратить ши­роко распространенное в его сбродной пастве сожительство без церковного благословения или браки донских казаков с воронежскими жительницами без благословения родителей. Чтобы укрепить в пасомых мысль о святости брачного сою­за, святой Митрофан с особенною осмотрительностью давал разрешение на развод; между тем с просьбами о расторже­нии брака к святителю нередко обращались его пасомые, ус­воившие на развод столь же легкомысленный взгляд, как и на сам брак.

Для лиц распущенных, осквернявших семейный очаг, свя­титель употреблял суровые меры наказания в духе того време­ни: развратный помещик, вытребованный святителем в ду­ховный приказ, по его распоряжению был посажен “за при­става”, а потом, закованный в цепи, отправлен в хлебопекарню Успенского монастыря. Но эти строгие наказания налагались святителем только в исключительных случаях, когда не было смягчающих вину обстоятельств, с которыми святой епископ всегда считался; так, известен случай, когда он отменил на этом именно основании наказание, наложенное его судным приказом.

Заботясь о чистоте нравов своих пасомых, святой Митро­фан вооружался против народных увеселений, носивших в то время безнравственный характер. Один указ его времени за­прещает качанье на качелях, “бесовские игры”, пляски и пле­скание руками, как богомерзкие дела, которые противны Спасителю и угодны супостату диаволу. [Здесь стоит сказать и еще об одном способе воздействия святителя на пасомых. Средством для предупреждения бедствий он считал посты: в августе 1690 года при получении вестей об эпидемии в Курске святитель Митрофан наложил пост на жителей Воронежской епархии]

Без сомнения, много забот доставили святому Митрофану раскольники-старообрядцы, поселившиеся в его епархии и со­блазнявшие к отступлению от Православной Церкви его пасо­мых. Надо помнить, что в то время, после раскольничьего бунта 1682 года, старообрядцы признавались не только за­блуждающимися в вере, но и государственными преступника­ми. Отсюда понятно, почему святитель так строго судил о них. Раскольники, по его выражению, – “враги и развратители церк­вей Божиих и хульники истинной православной веры, враги Божии, други диавола”. Они появились в Воронежском крае после Московского Собора 1667 года, отлучившего их от Церкви; затем, благодаря преследованиям правительства, число их стало быстро увеличиваться. Они бежали в придонский край, где скрывались в лесах, в пустующих строениях, погребах и подпольях и тайно отправляли богослужение.

Святой Митрофан поступал с ними по суровым законам того времени, отсылал противников Церкви “к градскому суду”, но этим не ограничивался. Он отбирал старопечат­ные книги и раздавал новые, предписывал священникам сле­дить, чтобы их пасомые по-христиански проводили святые посты и говели, а также поучать их непрестанно в храмах Божиих чтением учительных книг; сам же усердно произно­сил проповеди в храме. По разным селам Воронежской епар­хии при святом Митрофане возникли школы, учителями в ко­торых являлись переселенцы из Малороссии, люди часто гра­мотные и книжные. Школы эти помогали Церкви в борьбе с противниками. Защитниками раскольников были в то вре­мя донские казаки, и святитель Воронежский, по предписа­нию правительства, в 1688 году посылал в главный город Вой­ска Донского Черкасск двух священников для научения рас­кольников. Неизвестно, к сожалению, каким успехом сопро­вождались меры, предпринимавшиеся святителем.

Вероятно, лучшая защита Православной Церкви была в вы­сокой личности самого Воронежского епископа. Он был мило­сердный святитель. Борясь с недугами, пятнавшими чистоту веры и жизни Воронежской церкви, святой Митрофан вместе с тем боролся и с недугами общественными – бедностью и ни­щетою, которые очень часто и бывают причиной порочной жизни. Ход государственных событий содействовал особенно сильному росту неимущих и обездоленных в Воронежской епархии в дни святителя Митрофана. Поэтому истинное зна­чение его благотворительной деятельности вполне может быть понято и оценено лишь в связи с государственным положени­ем придонского края в то время, в царствование Петра Велико­го. Здесь нам предстоит сказать слово о взаимных отношениях между святым Митрофаном и царем Петром Великим, что представляет наиболее светлые страницы в повествовании о богоугодной жизни святителя.

Святой Митрофан находился в Москве в тяжелый 1682 год, когда десятилетний Петр вступил на престол. В первые же дни царствования юного государя в Москве произошли бун­ты – стрелецкий и раскольничий, и от рук стрельцов погибло насильственной смертью несколько близких родственников царя Петра. Тяжелый след пережитых ужасов на всю жизнь остался в душе государя в виде болезненной раздражительно­сти и крайней суровости по отношению к тем, кого он считал за врагов своей царской власти, в ком видел нарушителя сво­ей воли. В душе же святителя, тоже перенесшего много скорбей от происходивших в Москве смут, навсегда осталась лю­бовь к гениальному царю, который уже в детском возрасте по­ражал своим умом и красотою.

До 1696 года отношения святителя-подвижника к молодо­му царю ничем не отличались от обычных отношений епархи­ального архиерея к государю. Но с этого времени обстоятель­ства меняются и сама жизнь сближает святителя с царем.
Желая открыть России доступ к Азовскому и Черному мо­рям, Петр Великий начал войну с турками. Первый поход (1695 года) на пограничный с Россиею турецкий город Азов был неудачен для русских, так как не было флота, который подкреплял бы действия русских войск с суши и препятство­вал туркам сноситься морем с осажденной крепостью. Тог­да Петр решил построить флот, а местом постройки избрал го­род Воронеж и его обильные лесами окрестности. Таким обра­зом, Воронеж с ближайшими к нему по реке Воронежу город­ками превратился в обширную корабельную верфь, которую царь часто посещал, причем подолгу жил в Воронеже.

Жизнь кафедрального города святителя Митрофана теперь совершенно изменилась. Не только жители Воронежского края были привлечены к корабельным работам: для этой це­ли были собраны сюда со всей России тысячи людей (до 26 ты­сяч). Народ обременен был тогда многими повинностями, но эта повинность была особенно тяжела и по трудности, и по новизне корабельного дела. К тому же начальники работ, по большей части люди нечестные, отличавшиеся подкупнос­тью, заботились больше о своей наживе, и пришлый рабочий люд, лишенный необходимого приюта, вынужден был кое-как ютиться по берегу реки Воронежа. От этого развиваются среди рабочих заразные болезни – больные “лежали мостом”; а так как настоящего ухода за ними не было, то в большинст­ве случаев они умирали. До крайности тяжелое положение вы­зывало побеги рабочих целыми сотнями; их ловили, и аресто­ванные за побеги и другие проступки переполняли тюрьмы.

Неумение русских строить корабли создавало нужду в ино­странцах-мастерах, которые сотнями вызывались в Воронеж из-за границы; они образовали на берегу реки, близ верфи, це­лую немецкую слободу, в которой были построены две кирхи. Многие, если не все, иностранцы, прибывшие в Россию, были люди, не сумевшие пристроиться у себя дома и покинувшие родину ради наживы. На вызов русского царя из-за границы явилось много “людей распутных, склонных к пьянству, на­силиям и разным преступлениям”. Будучи начальниками русских рабочих и сознавая свое превосходство в знаниях, ма­стера-иностранцы усвоили и вообще презрительное отноше­ние к русским: осмеивали чуждые им обычаи и нравы, хотя бы в них и ничего не было предосудительного.

Будучи протестантами, они позволяли себе открыто издеваться над русской верой – над почитанием святых, соблюдени­ем постов, иконопочитанием. Среди окружающих их русских находились люди, которые, перенимая знания, перенимали с ними и многое дурное, уклоняясь от добрых заветов отцов и даже от Православной Церкви. Но у большей части населения росло недовольство, особенно усиливавшееся, когда стали замечать близость царя с иноземцами. Создаваемый века­ми и внедрившийся в умы образ царя – величавого и благо­честивого хранителя преданий старины, неукоснительно со­блюдавшего церковный устав, никак не совпадал с образом царя-плотника, друга иноземцев, нередко пировавшего с ни­ми, не соблюдавшего постов. Труды царя, направленные ко благу русского народа, последнему, по его темноте, казались странными, непонятными. Он чувствовал только тяготы пре­образований великого царя, не умея взглянуть на добрые пло­ды их в будущем: поэтому среди народа бродило глухое недо­вольство и носились темные слухи о самом царе.

В это трудное время святитель Митрофан для царя-работ­ника явился помощником, который всеми зависящими от не­го средствами поддерживал дело, предпринятое царем. Петр хорошо понимал и высоко ценил ту могучую поддержку, ка­кую он имел в “усерднежелательном радении” святителя “к государю и всему христианскому народу”. В первый же приезд царь начал оказывать Воронежскому святителю знаки своего расположения.

В престольный праздник Благовещения Пресвятой Богоро­дицы, 25 марта 1696 года, государь присутствовал в кафедраль­ном соборе за литургией, которую совершал святой Митрофан, причем на правом клиросе пели государевы певчие. 12 апреля в соборном же храме государь слушал пасхальную утреню, за которой пели также его певчие; по приказанию царя, когда начали пасхальный канон, производилась пушечная пальба с судов флота. В это время, вероятно, государь пожаловал свя­тителю два архиерейских облачения: одно белое “камчатое” с “золотными” травами, и другое “золотное” с серебряными и шелковыми разноцветными травами. Внимание государя настолько радовало святого Митрофана, что он сообщил пат­риарху в одной челобитной о “благоприятстве и милостивом жаловании” к нему царя.

Святой Митрофан любил и уважал государя, своей жизнью осуществившего заповедь святителя (читаемую в его завещании): “употреби труд”. Оказывать царю помощь святитель считал своим долгом. Тяготы, связанные с постройкой флота, раздражали народ, который выражал свое недовольство в поджо­гах и побегах. Святитель в церковных поучениях объяснял всю государственную необходимость и пользу предпринятого царем дела и вносил умиротворение во многие сердца. “Когда великий государь, – говорит один из первых историков Петра Великого, – устрояя в Воронеже верфь корабельную, соору­жал флот, к поражению турок и к отнятию у них Азова необ­ходимо нужный, тогда сей архиерей от избытка, так сказать, усердия своего к государю и отечеству в простых, но сильно над сердцами народа действующих поучениях возносил хва­лами намерения государевы и увещевал трудящихся в рабо­тах и весь народ к ревностному содействию отеческим попече­ниям монарха”.

Но еще сильнее влиял святитель на бесприютную бедноту, поневоле собранную в Воронеж, своим поистине отеческим попечением о ней, проникнутым милосердной любовью. Бед­ные и несчастные были близки и дороги его сердцу, как те са­мые малые, благодеяние которым Господь наш Иисус Христос вменяет как благодеяние Себе (см. Мф. 18, 10; 25, 36–40). Справедливо говорит один жизнеописатель святого Митрофана: “У святителя было всегдашним правилом жизни: ничего не оставлять себе, а все приобретения отдавать Богу, давшему все, и ближним, у которых нет ничего”.

Все путешествия святителя по епархии были истинным праздником для нуждающихся. Намереваясь ехать по епар­хии, святитель брал “в келью архиерейскую казенных денег 100 рублей для раздачи в милостыню погорелым, и по тюрь­мам, и по богадельням, и по приказам, и нищим, и убогим, и ссылочным, и всякого чину людям и в раздачу ж в шествие архиерейское мужских и женских монастырей монахам и мо­нахиням, где архиерей епархии своей в городах бывает”.

Еще более благодеяний и милостей святого Митрофана по­лучали постоянные или пришлые обитатели Воронежа. “Дом его архиерейский, – говорит жизнеописатель святителя, – был домом прибежища всем скорбящим, странникам гостиница, болящим врачебница, убогим место упокоения”. Святи­тель щедрой рукой выдавал странникам и неимущим из своей архиерейской казны одежду, белье, пособия деньгами; для нищих устраивал столы. Он благодетельствовал не только русским, но и иностранцам; посещал тюрьмы и колодничные избы, согревая словом участия озлобленные сердца вольных и невольных сидельцев и раздавая им милостыню.

Когда святитель состарился и не имел сил сам посещать тюрьмы, он присылал через близких лиц милостыню для раз­дачи по рукам, а также деньги на выкуп “влазного”, то есть денежный взнос при вступлении в тюрьму за содержание в ней. Умиравших на чужбине безвестных тружеников, ес­ли некому и не на что было похоронить их, святитель погре­бал на свои средства: в некоторые месяцы, вероятно, во время повальных болезней, у святителя делались расходы на десят­ки гробов; покупались саваны, а иногда и прямо выдавались деньги на погребение неимущих. Любовь святителя не остав­ляла их и за гробом: он и сам молился, и в соборный синодик велел внести для всегдашнего поминовения имена тех, кото­рые при первопрестольнике преосвященном Митрофане скон­чались “без покаяния и без причастия”.

В мае 1696 года царь выступил с построенным в Воронеже флотом под Азов, который и сдался ему 19 июля, конечно, не без молитвенного содействия со стороны святого Митрофана. Подробности об этой победе сообщил святителю дядька ца­ря Петра Никита Моисеевич Зотов в письме от 10 августа, пи­санном, вероятно, по поручению самого государя. Зотов про­сил келейных и соборных благодарственных молитв святите­ля за такое милосердие Божие и молитв о здравии государя с воинством. Затем была получена грамота от государя на имя Воронежского воеводы; в ней сообщалось о взятии Азова и преосвященному Митрофану предписывалось совершить в соборном храме благодарственное молебствие в присутствии чинов.

По распоряжению государя в ноябре 1696 года составлены были из духовных и светских владельцев, имевших более 100 дворов (в вотчинах Воронежского архиерейского дома их бы­ло 196), компании для постройки на их счет кораблей; каж­дая компания обязана была сначала устроить один, вполне снаряженный корабль, а затем построить по одному кораблю на две компании с вооружением нескольких галер, причем компании из духовных владельцев составляли 8000 крестьян­ских дворов, а из светских – 10 000 дворов. Святой Митрофан, как духовный владелец, входивший в компанию Рязанского митрополита, принимал участие в постройке двух кораблей и трех галер.

Весною 1699 года государь приехал в Воронеж для изготов­ления новой флотилии. Святитель Митрофан полагал, что, по примеру прежних лет, государь в престольный праздник после богослужения в соборе 25 марта посетит его; он озабочи­вается тем, чтобы принять как следует высокого гостя. Этой трогательной заботливостью проникнуто его письмо остро­гожскому полковнику Феодору Иоанновичу Куколю: “Прихо­дит праздник Благовещения Пресвятой Богородицы, – пишет святитель, – а на Воронеже соборный храм во имя Благове­щения Пресвятой Богородицы. Пожалуй, Федор Иванович, к такому честному празднику и ради пришествия великого го­сударя, прикажи промыслить свеженького осетрика да белу­жины свежей или хотя новосольной. А у нас на Воронеже взять и сомины негде”. Государь, действительно, был у святителя на праздник Благовещения и в первый день Пасхи 9 апреля. В этот раз го­сударь сделал щедрые пожертвования Воронежскому архи­ерейскому дому и епархии, выражая этим свое глубокое ува­жение к святому Митрофану. После литургии в Благовещен­ском соборе 25 марта государь, будучи у святителя Митрофана в доме, приказал приписать “ради малой Воронежской епархии и домовых всяких нужд” к архиерейскому дому свя­тителя Даншинскую пустынь у реки Дона, в Елецком уезде, а к Воронежской епархии ряд городов от Рязанской и Белго­родской епархий. В день Cвятой Пасхи, во время часов, перед литургией, государь “для пополнения” Воронежской епархии пожаловал из Рязанской епархии свою волость Мокрый Боярак с приселками, а архиерейскому дому отдал в безоброчное владение принадлежавшую Белгородскому митрополиту мельницу на реке Сосне, в городе Острогожске.

Этими новыми пожертвованиями скудная средствами Во­ронежская епархия увеличила свои владения почти на одну пятую против прежнего: теперь разрешился в пользу святого Митрофана неприятный для него спор с Рязанским митропо­литом из-за границ епархии: ранее неуступчивый и поддер­живаемый патриархом Рязанский митрополит Аврамий, по­лучив царскую грамоту, тотчас отослал Воронежскому святи­телю окладные книги отчисленных уездов, боясь “великого гнева” государя.

27 апреля 1699 года государь отбыл с флотом под Азов, со­провождая в Константинополь чрезвычайного посла Украинцева, отправленного в Турцию для заключения мира, и про­был на юге все лето. В это время престарелый святитель так сильно разболелся, что не думал уже встать. Готовясь к смер­ти, он решил облечься в схиму, о чем и сообщил 30 августа Па­триарху Адриану, прося его благословения. Патриарх ответил святителю грамотой от 2 сентября, в которой оставляет на добрую волю святителя исполнение его благочестивого жела­ния; однако первосвятитель напоминает ему, что по церков­ным правилам епископ, принявший схиму, лишается архи­ерейской чести и правления врученной ему паствой, “да един ко единому Богу в безмолвии, кроме всяких церковных попе­чений, жительствует”.

14 сентября государь возвратился в Воронеж и на другой день навестил больного святителя и “изволил” у него “кушать хлеб”. Для приготовления обеда святителем были приглаше­ны государевы повара и скатертник. Думают, что во время этого свидания государь, которому святой Митрофан сказал о своем желании принять схиму, уговорил святителя отло­жить исполнение своего намерения. Весною следующего, 1700 года царю Петру снова пришлось быть в Воронеже. 25 марта царь присутствовал за богослужением на храмовом пра­зднике у святителя; потом обедал у него со всею свитой.

Один приезд царя в Воронеж в 1700 (или 1699) году ознаме­новался столкновением святителя с государем, в котором ар­хипастырь Воронежский обнаружил величие духа, свойствен­ное отцам Церкви – Василию Великому, Амвросию Медиоланскому, Иоанну Златоустому и митрополиту Московскому Филиппу (Колычеву), безбоязненно обличавшим царей, и по­казал, что души вверенной ему паствы дороже жизни, по заве­ту великого Пастыреначальника, положившего душу Свою за овец Своих (Ин. 10,15). Государь пожелал видеть у себя свято­го Митрофана и велел ему явиться во дворец. Святитель тот­час же отправился к царю пешком. Но, войдя во двор, ведущий ко дворцу, он увидел статуи греческих богов и богинь, постав­ленные в качестве украшения по царскому приказанию. Свя­титель сейчас же повернулся и пошел домой. Об этом доложи­ли государю, который, не зная, почему святой Митрофан воз­вратился обратно, вторично отправил к нему посланного с приказанием явиться. Но святитель ответил: “Пока госу­дарь не прикажет снять идолов, соблазняющих весь народ, я не могу войти в его дворец”. Разгневанный такими словами святителя, государь приказал передать ему: “Если он не придет, то ослушанием предержащей власти подвергнет себя смертной казни”. На эту угрозу святитель отвечал: “В жизни моей государь властен; но неприлично христианскому государю ставить языческих идолов и тем соблазнять простые сердца”.

Под вечер царь вдруг услышал благовест в большой собор­ный колокол; так как на другой день не было никакого празд­ника, то государь велел справиться у святителя о причине благовеста. “Понеже мне, – отвечал святой Митрофан, – от его величества сказана смерть, того ради я, яко человек грешный, должен пред смертию своею принесть Господу Богу покаяние и испросить грехов своих прощение соборным молением и для сего я назначил быть всенощному бдению”.

Узнавши об этом, царь рассмеялся и сейчас же велел ска­зать святителю, что “он его прощает, и для того перестал бы он тревожить народ необыкновенным звоном”; а потом царь приказал убрать и статуи. Надо помнить, что Петр никогда не поступался своими нововведениями, и если здесь уступил он, то это показывает, какое великое уважение он питал к Воро­нежскому святителю. На другой день святой Митрофан явил­ся во дворец благодарить государя.

Готовый до смерти стоять на вверенной ему страже душ христианских, святитель оберегал их “простые сердца” от со­блазна, и особенно от вредного влияния иноземцев. Он при­знавал полезными приносимые ими знания, и в бытность игуменом Унженского монастыря был дружен с боярином Хитрово, горячим сторонником близких отношений России с Европой. Святитель оказывал помощь нуждающимся ино­земцам и не считал предосудительным пользоваться их зна­ниями. Но он сам чуждался иноземцев и поучал тому же па­ству, когда они выступали противниками Православной Церкви и добрых нравов, – как “враги Божии, ругатели цер­ковные, злословящие нашу святую веру” и вносящие в среду православных “непотребные обычаи”. Руководясь именно такими мыслями, святитель внес в свое духовное завещание резкое предостережение патриарха Иоакима против сближе­ния с иноземцами.

Справедливое и законное в указанном смысле нерасполо­жение святителя Митрофана к иноземцам могло, по-видимо­му, отдалить от него царя-преобразователя, особенно после столкновения из-за статуй. Но на самом деле этого не произо­шло: расположение Петра к святителю, основанное на прияз­ни к нему и уважении, с течением времени все более и более усиливалось, так что его кончина почувствовалась государем как невознаградимая потеря.

1700 год и последующие ознаменованы были продолжи­тельной войной со Швецией, вести которую России было очень трудно по недостатку средств. Государь, уже готовив­шийся к войне, в это посещение святителя, быть может, ска­зал ему о недостатке в деньгах, и слова государя нашли живой отклик в душе святого Митрофана, который смотрел на войны православной России, как на борьбу “против неприятелей Креста святого”. В казне архиерейского дома нашлось 4000 рублей, и святитель всю эту крупную для того времени сумму отдал “на жалованье ратным людям морского воинского фло­та на Воронеже”. Своевременная жертва святителя, служив­шая красноречивым доказательством его любви к родине и ца­рю, была принята государем с искренней признательностью. Свои чувства он выразил в грамоте на имя святого Митрофана от 20 апреля, заканчивавшейся такими словами: “И ты б, бого­молец наш, преосвященный Митрофан епископ, сию нашу царского величества милость к себе за твое вышеупомянутое радение ведал; по тому ж и впредь имел надежду”.

Самая война со шведами, сначала неудачная для России, истощила и без того небольшие средства, находившиеся в рас­поряжении царя, так что государь вынужден был переливать на пушки церковные колокола. Святой Митрофан опять при­шел на помощь царю: в это тяжелое время он доставил в Воро­нежское адмиралтейство 3000 рублей на строение кораблей. За это он был пожалован другой благодарственной грамотой 18 мая 1701 года – такого же содержания, как и первая.

Последнее свидание святителя и государя было в феврале 1702 года, когда царь, пользуясь перерывом войны со шведа­ми, прибыл для корабельных работ в Воронеж. 28-го он со сви­тою посетил святого Митрофана и был принят с обычным гос­теприимством. Государь знал, что святителю дороги успехи России и 6 марта прислал ему в подарок “печатный чертеж о Слюсенбурхе”, то есть изображение взятия русскими войска­ми (11 октября 1702 года) шведской крепости Нотебург, пере­именованной Петром Великим в Шлюсельбург (Шлиссельбург) – ключ-город, так как она открывала России доступ к Балтийскому морю.

Более не суждено было увидеться на земле великому святи­телю и великому государю. Но и за гробом угодник Божий не прерывает общения с царем: молясь сам за его душу пред пре­столом Господним, святой Митрофан желает, чтобы и почита­ющие его память молились о царе Петре, об упокоении души его в селениях праведных. Однажды святой Митрофан явился одному своему почитателю и сказал: “Если хочешь быть мне угодным, молись об упокоении души императора Петра Вели­кого”.

Среди постоянных подвигов епископского служения пре­старелый святитель приблизился ко гробу. Прихварывал он давно, а за год до кончины стало изменять ему и зрение, так что потребовались очки. 1703 год, когда святитель Митро­фан достиг 80-летнего возраста, был последним годом его бо­гоугодной жизни. 2 августа постигла святителя Воронежско­го тяжелая болезнь, от которой он уже не оправился. Но если поучительна многолетняя жизнь его, то не менее поучительна и поистине блаженная его кончина: это была кончина правед­ника – достойное завершение всей святой жизни.

Без печали оставлял святитель этот мир: не скорбел он о разлуке с земными радостями и утехами, которых было ма­ло в его подвижнической жизни. В сане епископа он получал значительные доходы и мог бы устроить жизнь свою с большими удобствами. Но святитель Митрофан не считал своими получаемые деньги, помня ту истину, что “церковное богатство – нищих богатство”.

В своей келейной жизни он был прост черезвычайно, почти до убожества. Его “домовой обиход” отличался удивительной скромностью: из записи расходов на Воронежский архиерейский дом видим, что для личных нужд святителя приобретались такие незатейливые покупки, как оловянные стаканы и железные щипцы для сальных свеч. В келии Воронежского владыки не было никаких украшений, исключая картины, подаренной царем. Пища святителя ничем не отличалась от пищи служителей архиерейского дома: она готовилась из припасов, доставляемых из вотчин епархии. Покупались к столу святителя: рыба для ухи, икра, стоившая тогда дешево, затем грибы и овощи; редко упоминаются малина и клюква. Вина святитель не пил, оно покупалось на праздники для гостей, особенно при приеме царя и его свиты, когда и стол Воронежского святителя был более изыскан. И одевался святитель очень просто. Полукафтанья и рубашки его шились из синей крашенины, из которой были сделаны и наволочки подушек. Одеяло было сшито из обыкновенных “овчин серых овец” и опушено пестрою крашениной. Даже сама архиерейская мантия святителя, для многих, по его молитвам, явившаяся источником исцелений, сшита из грубой крашенины.

Обращая на свои потребности лишь самую малую часть дохода, получаемого с земель и угодий архиерейского дома, святой Митрофан все остальное, как уже говорилось, обращал на нужды своей епархии и главным образом – на благотворения. Доходы Воронежского святителя после увеличения епархии были немалые. Об этом можно судить хотя бы по тому, что при смерти святого Митрофана осталось денежной казны в архиерейском доме более двух тысяч рублей. И тем не менее, помогая бедным и несчастным своей паствы, святитель сам умер бедняком, который не мог ничего оставить на поминовение души: “А келейных моих денег, – читаем в предсмертном завещании святого Митрофана, – у меня нет: не имею в келии своей ни злата, ни серебра, что дати на воспоминание души моей грешной”.

Путем евангельского милосердия собирал святитель себе сокровища на небесах; здесь, по слову Христову, полагал он свое сердце; сюда же возносил и ум свой. Любимой и постоянной мыслью святителя была мысль о смерти, как свидетельствует синодик Благовещенского собора, статьи которого собраны по указанию святого Митрофана. Память смертная как верный страж охраняла сердце святителя от привязанности к временному и тленному, вселяя в него жажду вечного. Этою же постоянной мыслью о смерти объясняется и трогательная черта в жизни святителя, его заботливость о поминовении всех умерших безвестной, безгодной и горькой смертью, скончавшихся на войне и в бедности, без покаяния и не имевших возможности пожертвовать на свое поминовение. Синодик заканчивается следующими молитвами, которые показывают, как близки были сердцу святителя все скончавшиеся без надлежащего христианского напутствия:

“Помяни, Господи, души… преставившихся скоропостижною смертию без покаяния и без причастия, бе отцев духовных и утопших от Адама и до сего дня, а имена их Ты, Господи, веси, и сотвори им, Господи, вечную память и подаждь им, Господи, Царство Небесное”.

“Помяни, Господи, души и тех в новопостроенной Воронежской епархии при первопрестольнике преосвященном Митрофане… скоропостижною смертию преставившихся и утопших без покаяния и без причастия, без отцев духовных, которые имена их написаны в архиерейском казенном приказе челобитных родственников их, такожде которые написаны ж в той епархии в городах скоропостижною смертию преставившихся и утопших без покаяния и без причастия, без отцев духовных и сотвори им, Господи, вечную память”.

“Помяни, Господи, души усопших православных христиан, преставившихся в граде сем и во всяком месте от глада и всякою нужною смертью скончавшихся с покаянием и без покаяния и без причастия изо многих городов, и которых в полку боярина Алексия Семеновича Шеина на пути преста­вившихся и под городом Азовом побиенных, и в плен заведен­ных... и всякою нужною смертию скончавшихся, и в полку боярина Бориса Петровича Шереметева побиенных и в плен заведенных, скончавшихся православных христиан. Ты, Гос­поди, имена их веси”.

Заботясь о посмертной участи пасомых и сам всю жизнь го­товясь к смерти, святой Митрофан без смущения глядел в ли­цо приближающейся кончины. Со смирением истинного хри­стианина и с надеждой на милосердие Божие возлег он на смертный одр. Духовное завещание, хотя и составленное свя­тителем несколько ранее, между 1696 и 1699 годами, живо изображает то истинно христианское и высокопастырское на­строение, с которым готовился святой Митрофан к концу, не­избежному для каждого человека. Оборачиваясь на продол­жительный путь своей многотрудной жизни и свидетельствуя о бессмертии человеческой души, святитель прежде всего бла­годарит Бога – Творца и Промыслителя, благостию Которого и он родился “в мир сей”. “Непобедимому благоутробию” “премудрого Бога” святитель вручает свою душу и по разре­шении ее “от союза плоти”.

После этих вступительных слов завещания святой Митро­фан обращается к своей возлюбленной пастве и прежде всего к ближайшим сотрудникам своим в вертограде Христовом – к “священному чину”. Он умоляет их охранять себя от “всяких дел нечистых” и жить “по заповедям Господним”, чтобы “не­порочным встать” на страшном судилище Христовом, когда от пастырей потребуется ответ не только за себя, но и за пасомых. С особенною силою останавливается святитель на последней мысли: учением Священного Писания, отцов Церкви и собст­венными увещаниями он убеждает пастырей свято исполнять свой долг. Это сознание великой ответственности, с которой связано пастырское служение, видимо нарушало и его покой на пороге вечности. Он испытывал тревогу при мысли об отве­те за врученный его водительству “народ христианский” и по­этому со слезами просил прощения “у всей Божией Церкви” и у своего преемника на Воронежском престоле. Усердно про­сил святитель у “освященного Собора и у всего православного народа” молитв, чтобы Господь сподобил его Царствия Небес­ного. Со своей стороны святитель дарует благословение и про­щение всей своей пастве, клиру и мирянам, разрешая запре­щенных священнослужителей, а также мирян, наказанных епитимией. Оказывая милость согрешившим, святитель сно­ва выражает надежду на милосердие Господа и к себе.

Расставаясь с паствою, святой Митрофан обращается и к ней с последним наставлением; привыкший руководить пасомыми при жизни, он не хочет оставлять их без назидания и по смерти. Здесь святитель дает увещания о вседушном хра­нении веры в ее целости и чистоте, о соблюдении правосудия. Наставление судьям проникнуто обычной для святителя лю­бовью к сирым и угнетенным: “о правосудии в делах граждан­ских всячески (судьи) да попекутся и суд праведен да судят, ибо милость и любовь в том явят многу, зане зело неправда в суждениях и коварство в людех умножися, обидами же вся­ких чинов люди, и вдовицы, и сироты и немощни, во убожест­ве же люди зело во оскорблении мнози плачут, ибо суд Божий в людех всяко от неправды умножися”. Затем, предостерегши паству от вредного влияния иноземцев, святитель заключает наставления, предлагая, как общее жизненное руководство, сохранение умеренности, трудолюбия, воздержания и любви к добру: “епархии нашея всякого чина люди имели бы по чи­ну своему жити, во всяком опасстве и мерности (то есть в осто­рожности и умеренности), кому что должно и что кому прилич­но, во всяких неполезных делах не истощеватися и не приходити тем в последнюю скудость и убожество; излишнее бо все дело непотребно, по апостолу же, весьма несть полезно кому; глумления же и играния и многое питие каждому вредно и грешно есть”. Затем приводятся наставления мудрых мужей всякому человеку, полезные для спасения, благополучия жизни и здоровья тела: “Употреби труд, храни мерность – богат будеши. Воздержано пий, мало яждъ – здрав будеши. Твори благо, бегай злаго – спасен будеши”.

За этими наставлениями в духовном завещании святого Митрофана следуют самые подробные распоряжения его отно­сительно погребения. Оканчивается завещание следующими трогательными словами: “Все оставшиеся люди епархии на­шей, всякого чина и возраста! От (вас) святые молитвы сми­ренно прошу и от всех вас прощения прошу, а вам благослове­ние мое архиерейское оставляю; меня же грешного самого Бо­жию вручаю милосердию и непостыдному предстательству Госпоже моей Пресвятой Деве Богородице Марии и Ангелу своему хранителю и всех святых, благоугодивших Богу, мо­литвам, вопия и глаголя Богу, Отцу нашему Небесному: Отче, в руце Твои предаю дух мой, аминь”.

Таковы были мысли и чувства святителя в ожидании кон­чины. По справедливому замечанию митрополита Филарета, духовное завещание святого Митрофана есть “излияние бла­гочестивого, смиренного, ревностию о спасении паствы испол­ненного духа”.

Чрезвычайно поучительны и последние дни жизни свято­го Митрофана. Чувствуя, что болезнь, постигшая его в авгу­сте 1703 года, смертельна, святитель начал готовиться к кон­чине. Несмотря на присутствие в Воронеже врачей, иностранцев и русских, он не обращался к их помощи, но искал облегче­ния своим страданиям у небесного Врача: в течение болезни угодник Божий неоднократно прибегал к таинству елеосвящения и, конечно, приобщения святых Христовых Таин. Нищелюбивый и милосердый святитель перед кончиной усилил свои заботы о нуждающихся: он посылает для раздачи щедрую милостыню в тюрьмы, по приказам, где также содержались арестанты, в богадельни; помогает ссыльным и иноземцам, прощает оброки. 10 августа болезнь усилилась, и в этот день святитель, по совершении над ним таинства елеосвящения, облекся в великий ангельский образ – принял пострижение в схиму, что было его давнишним заветным желанием. Пост­рижение в схиму совершал “черный священник” и, вероятно, не в храме, как происходило это обычно, а ввиду тяжелой бо­лезни святителя у него на дому. При пострижении в схиму святой Митрофан принял имя Макария, в честь преподобного Макария Унженского, в обители которого святитель был игу­меном пред возведением на Воронежскую кафедру.

Еще в духовном завещании святитель сделал подробные распоряжения о своем погребении и поминовении. Так, он про­сил положить его во гроб в схимонашеском одеянии, “архи­ерейскими же одеждами отнюдь не облачать”. По дальности расстояния и по неудобству святой Митрофан не находит воз­можным “погребену быти” в Золотниковской пустыни, како­во было его давнишнее обещание, и со смирением просит пре­дать тело его земле “в приделе соборной церкви (во имя Архи­стратига Михаила), под церковию в исподней палате, а не в ве­ликой соборной церкви”.

Не имея собственных келейных денег, он просит оставить половину денег, собираемых за год по окладным книгам, свя­щенникам, диаконам и причетникам всех церквей епархии “на сорокоустие и на поминок души”. Он сделал распоряже­ние относительно отправления сорокоуста с беспрерывным чтением Псалтири и годичного поминовения по субботам в приделе соборнго храма. Не имея “ни злата, ни сребра”, святитель как о милости молит, чтобы вознаграждение за по­миновение выдавалось из домовой архиерейской казны. Для этого 10 августа святой Митрофан составил “духовную роспись”, то есть роспись денег лицам, назначенным участво­вать в богослужении при его погребении и поминовении.

Тогда же начали готовить для святителя гроб, который к 13 августа был уже окончен. В этот же день, 13-го, домовый архиерейский певчий был отправлен в Москву для покупки каменной гробницы, которую предполагалось поставить над церковным помостом поверх могилы. К духовным властям в Москву посланы были известия о принятии святителем схи­мы и об отсутствии у него своих средств на погребение и поминовение. В ответ на это из монастырского приказа последова­ли две грамоты “Великого Государя” от 24 и 26 августа: в первой говорилось о том, чтобы “преосвященному епископу в схимонашеском чину из дому не исходить”, то есть святитель мог носить одежду схимонаха только дома, а вне его должен был появляться в одеянии, присвоенном сану епископа; второй грамотой предписывалось: “на поминовение души преосвященного епископа раздать из казны архиерейской в сорокоустие и в милостыню денег семьсот рублей”.

Так истинно по-христиански приготовившись к кончине, святитель мирно почил 23 ноября того же 1703 года. Свидете­ли кончины святого Митрофана не оставили нам ее описания. Наиболее полная запись современника о преставлении святи­теля не так подробна, как бы того хотело благочестивое чувст­во. В ней говорится лишь следующее: “В лето от Рождества Христова 1703, ноября 23 в шестом часу дня, во второй чет­верти, во вторник, между патриаршества, изволением всемо­гущего Бога он, преосвященный Митрофан, епископ Воронежский, а в схиме Макарий, отошел в вечное блажен­ство... А на престоле своем в Воронеже, в архиерействе был двадцать лет и восемь месяцев, всех же лет жития его восемь­десят лет и полмесяца”.

По кончине святого Митрофана временное управление де­лами осиротевшей епархии перешло в руки казенного и суд­ного приказов, находившихся, как видно из духовного завещания святителя, в ведении близких ему лиц: казначея архи­ерейского дома иеромонаха Тихона, бывшего и духовником святителя, и соборного диакона Филимона. Они, конечно, распоряжались и погребением.

Тело святителя было облечено в шелковую зеленого цвета мантию; поверх ее положена желтоватая епитрахиль из шел­ковой же материи, а сверх всего омофор из желтого атласа. На руках надеты были поручи из зеленого бархата с нашиты­ми крестами из серебряного глазета. Главу святителя покры­вала схимонашеская шапочка из фиолетового бархата, а сверх ее клобук из тафты. На персях были положены Еван­гелие малого формата и небольшой четвероконечный сердоли­ковый крест. В туфли из простой черной кожи обуты были но­ги; такой же кожей покрыта и подушка под главою святите­ля. По облачении тело святого Митрофана положили в дубо­вый, обитый черным сукном гроб и перенесли в Благовещен­ский собор, где над гробом был поставлен тройной иконный складень.

На погребении святителя присутствовал сам царь Петр Ве­ликий. Государь собирался в Воронеж на верфи, а получив до­несение о смерти святителя, ускорил свой приезд. При погре­бении он оказал почившему архипастырю невиданные почес­ти, по которым можно судить о том уважении, какое имел ве­ликий государь к смиренному святителю. Справедливо заме­чают, что такие почести едва ли оказывал какой-нибудь из русских государей кому-нибудь из архиереев. По личному распоряжению царя погребение было отложено на двенадца­тый день по кончине святого Митрофана – на субботу 4 декаб­ря. Погребальное пение совершал архимандрит Воронежского Алексеевского монастыря Никанор “с прилучившимися игу­менами и прочим освященным собором”. Отпевание отправ­лялось по монашескому, а не иерейскому чину; пели певчие государя, который “со своим царским синклитом” присутст­вовал в церкви. Когда, по окончании заупокойного богослу­жения, духовенство готовилось поднять гроб, государь, обра­тившись к свите, сказал: “Стыдно нам будет, если мы не за­свидетельствуем нашей благодарности благодетельному сему пастырю отданием ему последней чести. Итак, вынесем его те­ло сами”.

С этими словами государь первый взялся за гроб и нес его до усыпальницы, находившейся под помостом соборного при­дельного храма. Так обычно погребали до 1773 года всех архиереев.

После панихиды царь опять вместе с вельмо­жами и офицерами поднял гроб и опустил в землю. При этом, обращаясь к своим приближенным “и иноземцам”, государь громко сказал: “Не осталось у меня такого святого старца”. Эти справедливые слова любви и благодарности в устах труженика-царя были лучшей речью над могилой труженика-святителя. Царя и епископа связывала любовь к отече­ству, и оба они, хотя и на различных путях, трудились на бла­го дорогой родины.

Источники и литература

Российский государственный архив древних актов (РГАДА). Ф. 210. Оп. 12. Стб. Белгородского ст. Д. 1068, 1260, 1323, 1327, 1345, 1518, 1560, 1698, 1837.
Государственный архив Воронежской области (ГАВО). Ф. И-182. Оп. 2. Д. 321; Оп. 3. Д. 610, 611.
Духовное завещание святого Митрофана / Вступ. ст. С. Зверева. Сергиев Посад, 1897.
Архимандрит Димитрий (Самбикин). Святой Митрофан, первый епископ Воронежский // Воронежские епархиальные ведомости. 1885. № 1–5,7,8.
Болховитинов Е.А. Историческое, географическое и экономическое описание Воронежской губернии. Воронеж, 1800.
Введенский С.Н. Вопрос о разграничении Воронежской епархии от Рязанской при святом Митрофане // Воронежская старина. Воронеж, 1903. Вып. 3.
Введенский С.Н. Раскол в Воронежском крае при святом Митрофане // Воронежские епархиальные ведомости. 1901. № 7.
Глазьев В.Н. Епископ Митрофан Воронежский: К истории отношений светской и духовной властей в конце XVII – начале XVIII века // Церковь и ее деятели в истории России. Воронеж, 1993.
Голиков И.И. Деяния Петра Великого. М., 1788. Ч. 2.
Голиков И.И. Дополнения к деяниям Петра Великого. М., 1796. Т. 17.
Зверев С. Святой Митрофан, первый епископ Воронежский в борьбе с расколом // Труды Воронежской ученой архивной комиссии. 1902. Вып. 1.
Историческое сведение о жизни Митрофана, первого Воронежского епископа. СПб., 1832.
Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. СПб., 1892.
Краткое описание пребывания государя царя и великого князя Петра Алексеевича I в Воронеже и Митрофан, первый епископ Воронежский. М., 1832.
Материалы для жизнеописания святого Митрофана / Изд. С. Зверев. Воронеж, 1897.
Никольский П.В. Очерки по истории церковной смуты на Дону в XVII веке. СПб., 1903.
Никонов А. Святитель Митрофан Воронежский как исторический деятель // Воронежские епархиальные ведомости. 1909. № 15.
Поликарпов Н.И. Из синодика Святителя Митрофана: Жизнеописания воронежских архиереев // Воронежские епархиальные ведомости. 1896. № 13.
Он же. Последние дни жизни, кончина и погребение Святителя Митрофана // Воронежские епархиальные ведомости. 1896. № 22, 23.
Он же. Петр Великий и святитель Митрофан Воронежский. СПб., 1899.
Он же. Черты из жизни святого Митрофана по приходно-расходные книгам Воронежского архиерейского дома 1699–1704 гг. // Труды Воронежской ученой архивной комиссии. 1902. Вып. 1.
Он же. Очерк жизни и деятельности святителя Митрофана, первого епископа Воронежского. Воронеж, 1904.
Правдин А.М. Игуменство святого Митрофана в Макарьевском Унженском монастыре // Воронежская старина. 1903. Вып. 3.
Соловьев С.М. Публичные чтения о Петре Великом // Соловьев С.М. Избранные труды. Записки. М., 1983.
Соловьев С.М. История России с древнейших времен. М., 1962. Кн. 7.
Соловьева Т.Б. Церковное управление в России и государственные проекты его реализации. 1681–1682 гг. // Государственные учреждения России XVI–XVII вв. М., 1991.
 

Список источников и литературы и подстрочные комментарии составлены В.Н. Глазьевым