|
Григорий Иванович Шухмин (15.11.1882 – после 1950) принадлежал к числу
талантливых самородков, чьи дарования были не очень глубоки, но
разносторонни. Реализовать свои способности в полной мере он не смог
первоначально из-за отсутствия специального образования, а затем из-за
социальных катаклизмов, бушевавших в стране.
Сын воронежского мещанина, Г.И. Шухмин в 1898 году
окончил двухклассное училище при Митрофановском монастыре, учился в
реальном училище, в 1906 году окончил курсы счетоводов. Работал
бухгалтером в магазине братьев Ширяевых (1903–1911), на заводе Столля
(1911–1917). Одновременно тяготел к сценическому искусству, а точнее, к
оперному пению. Выступал на любительской сцене как певец, в случае
необходимости заменяя заболевшего артиста, выступал в небольших ролях в
профессиональной труппе. В 1907 году учился в Москве на курсах по
экспериментальной педагогике, в 1912-м – в Петербурге на курсах
музыкальной студии. С 1918 года он состоял на службе в Губполитпросвете,
участвовал в оперных постановках, играл в «Свободном театре». С 1919 по
1921 год преподавал в Высших театральных мастерских. С 1 апреля 1924
года Шухмин – педагог по вокалу в музыкальном техникуме
[1] , одновременно – музыкальный
руководитель радиостанции «Профинтерн». Он всегда тяготел не только к
пению, но и к педагогике, стал автором четырех книг: О тональном
искусстве (СПб., 1913), Вокальный катехизис: Секрет правильного и
красивого пения. Настольная книга для певцов, обучающихся пению,
ораторов и артистов (Варшава, 1914), Искусство певческого тона
староитальянской школы (Воронеж, 1916), Учение о новом гармоническом
развитии голоса для пения и речи
(М., 1923). Григорий Иванович был непременным участником музыкальных
вечеров.
Г.И. Шухмина арестовали в 1921 году и выпустили спустя две недели, в
1935 году – приговорили к 8 годам лагерей [2]
. Значительную часть срока он отбывал в Воркуте, где играл в
драматическом театре. В апреле 1947 года Шухмин вернулся на родину, жил
у сестры Александры Дубянской на станции Графская. В ноябре 1948 года
арестован вновь и сослан на поселение в Красноярский край
[3] . В 1950 году Г.И. Шухмину
разрешили переехать в Кзыл-Ординскую область, где жил брат его покойной
жены, врач И.Л. Зегаль-Бернштейн. Дальнейшая судьба Шухмина неизвестна.
Воспоминания, озаглавленные с претензией на литературность: «Служители
Мельпомены: Пути провинциального актера. К истории театра и зрелищ
одного города, 1882–1935 годы», написаны в 1946 году. Судя по краткому
оглавлению, воспоминания должны были состоять из пяти частей и охватить
время до первого ареста автора. Написанная карандашом рукопись на 375
страницах содержит лишь три части и доведена до 1917 года. Были ли
написаны четвертая и пятая части воспоминаний – судить трудно. Мемуары
Г.И. Шухмина оказались в руках писателя В.А. Кораблинова (1906–1989),
позднее он передал их историку театра З.Я. Анчиполовскому. Затем,
побывав в руках журналистов Павла Лепендина и Павла Попова, рукопись
перешла ко мне. П.А. Попов опубликовал в четырех номерах «Воронежского
телеграфа» (приложение к газете «Воронежский курьер», 2004. 3 апреля, 15
мая, 26 июня, 18 сентября) фрагменты из воспоминаний Шухмина.
Певческая карьера Григория Шухмина начиналась в архиерейском хоре в
конце 1880-х годов. Считается, что хор переживал время своего расцвета
при архиепископе Серафиме (Аретинском), управлявшем Воронежской епархией
в 1865–1886 годы. Именно этому периоду были посвящены публикации
священника Тихона Ивановича Донецкого (ок. 1845–1912): Малые певчие
Воронежского архиерейского хора при архиепис[копе] Серафиме: Из
наблюдений бывшего надзирателя // Воронежские епархиальные ведомости.
1904. № 4. С. 138–158; № 5. С. 188–214; Церковное пение,
инструментальная музыка и сценическое искусство в Воронежской духовной
семинарии в дореформенное время (в конце 50-х и начале 60-х годов ХIХ
столетия): Из училищных и семинарских воспоминаний // Воронежские
епархиальные ведомости. 1904. № 14. С. 611–620; № 15. С. 640–660;
Церковное чтение, пение в Воронежской епархии и архиерейский хор при
архиепископе Иосифе: Из училищных воспоминаний 50-х годов прошлого века
// Воронежские епархиальные ведомости. 1904. № 21. С. 884–894; № 22. С.
902–915; Духовные композиторы Воронежской епархии:
Историко-библиографический очерк местного церковного пения //
Воронежские епархиальные ведомости. 1905. № 10. С. 409–440; № 12. С.
529–537; Церковное пение в Воронежском епархиальном женском училище,
Воронежской духовной семинарии и пение в Воронежской Мариинской женской
гимназии. Заметки по поводу статьи «К преобразованию Воронежского
епархиального женского училища» священника Черкасского (Дон. 1906. № 25)
// Воронежские епархиальные ведомости. 1906. № 20. С. 891–906. Возможно,
толчком для такой серии статей послужила статья
П.В. Владимирова (Цезаревского): Архиерейский хор преосвященного
Серафима в Воронеже // Воронежские епархиальные ведомости. 1904. № 3. С.
94–121.
Воспоминания Г.И. Шухмина рисуют жизнь хористов «изнутри», они
значительно подробнее и детальней освещают повседневную жизнь хора. В то
же время приходится отметить, что автор не во всем следует хронологии
своего пребывания в хоре. Так, он ничего не говорит о смерти регента
Т.И. Случевского и не упоминает его преемника, совмещает несколько
поездок епископа Анастасия по епархии воедино, переносит дату смерти
своего отца, мещанина Ивана Васильевича Шухмина (умер в 1894 году)
[4] на более ранний срок. Все
установленные нами неточности мемуариста отражены в комментариях. Знаком
[…] отмечен пропуск сюжета, связанного с игрой в чехарду, описание драки
хористов и другие незначительные моменты.
Для общежития маленьких певчих был отведен целый
корпус [5]. В
верхнем этаже были расположены: три спальные комнаты, две классные, две
для надзирателей, умывальная и большой зал для спевок. В среднем –
находились классные и учительские комнаты со всякими службами,
включительно до темного карцера под лестницей. В нижнем, подвальном –
были расположены: столовая и кухня для певчих, с квартирой для повара.
Вот в этот-то монастырь и привела меня мать на пробу голоса для
поступления в архиерейский образцовый хор. Регента в корпусе не
оказалось, он жил вне монастыря, на частной квартире, причисленной к
приходу церкви Иоанна Богослова [6],
что у реки, к нему на дом нам и посоветовали идти.
О[тец] Тимофей Случевский [7]
– регент Митрофановского собора, в сане священнослужителя, принадлежал к
белому духовенству и был примечательной личностью по музыкальной
культуре. Получив специальное образование в Придворной певческой капелле
в Петербурге, он брал частные уроки у лучших композиторов своего
времени, кроме того, был наделен особой способностью и внутренним чутьем
на воспитание певцов и определение их способностей. Хор под его
управлением пел исключительно хорошо, достигая оркестровых нюансов в
исполнении, солисты были им подобраны с поразительным умением и чутьем
по красоте голосов и способностям.
Вместе с архиепископом он объезжал епархию, прослушивая певцов по селам,
городам, и хорошие голоса вербовал в архиерейский хор. Таким путем ему
удалось собрать изумительный хор по качеству голосов, тут были тенора,
которые из деревни, прямо от сохи, после обработки под его руководством
попадали солистами в оперу на императорскую сцену, как это было с
тенором
Ф.Ф. Соколовым [8],
баритоном Смельским [9].
Вырабатывались басы, затем служившие украшением московских храмов, как
протодиакон Шаховцев [10]
и др.
К такому регенту привела меня моя мать. На наш звонок к нам в переднюю
вышел сам отец Тимофей. Узнав, зачем мы пришли, кто мы, он заметил, что
проб голосов на дому не производит, но посмотрев на меня и мать,
измученных ходьбой, стоящих перед ним в худых башмаках и в легком
платье, в то время, как за стенами лил дождь и выл ветер, он нас
пригласил в комнату отогреться.
– Вы вдова? Не того ли вы жена Ивана Васильевича, которого я
неоднократно уговаривал вступить к нам в хор солистом?
Узнав, что я его единственный сын, он подошел к фисгармонии, сел и
спросил у матери: «Сколько же лет вашему сыну?» Мать сказала.
– Да, это уже хуже, мы в хор принимаем с восьми лет, а вашему сыну
только семь с половиной [11],
это будет противоречить нашим правилам приема. Ну, да ничего, нет правил
без исключений!
Фисгармония зазвучала для меня дивной музыкой, еще не слыханной. Я
растерялся. Заметив мое смущение, отец Тимофей заиграл арпеджиями
[12]. Постепенность гамм мне была от
отца знакома, и я стал петь арпеджированные пассажи на букву «А»
правильным и звонким голосом больше от испуга, чем от смелости. Я боялся
не понравиться, получить отказ и причинить матери неприятность от своей
бестолковости.
С заметным изумлением поглядывал на меня отец Тимофей, после окончания
пробы он выразил изумление в коротких определениях: «Голос и слух есть,
по характеру – альт, по диапазону идет до дискантового третьего «до», –
чрезвычайно редкий случай для голосов этого типа».
– Вот что, – обратился он к матери, – я вам дам записку к надзирателю в
Певческий корпус, вы отведете туда сына, а владыке я скажу, что принял
его, как явление в певческой практике исключительное.
– Ступайте с Богом, – он благословил мать, бросившуюся его благодарить,
дал мне кулечек конфет и проводил до передней.
Мать и я не чувствовали под собой ног, идя обратно в монастырь.
* * *
В Певческом корпусе, когда мы туда пришли, мальчишки
отпили вечерний чай и в зале играли в чехарду. […] Увидев новичка с
матерью и прочтя записку, целая гурьба малышей понеслась к надзирателю с
извещением о прибытии нового певца. К нам вышел бритый мужчина с копной
черных волос на голове и октавой спросил: «В чем дело?» Ему подали
записку, он прочел, посмотрел на меня, щелкнул меня пальцем по лбу и
сказал: «Ну, сын пусть остается, а вы, – обратился он к матери, – идите
и приходите через неделю проведать».
Мать прослезилась, оставляя меня одного среди беснующихся и кричащих
ребят, достала пятачок и сунула мне в руку. Затем перекрестила и
медленно удалилась. Я остался один.
Ко мне из всех комнат подбежали мальчики, по возрасту почти все старше
меня, и как только надзиратель ушел к себе, вокруг меня стал твориться
дикий шабаш. […] Оказалось, что мой новый приятель Петя Щербаков на все
последующие годы пребывания в хоре сделался моим лучшим товарищем.
В классах после нашей схватки мальчишки сидели кто за уроками, кто за
писанием нот, кто повторял на скрипке заданный урок, часть же сорванцов
сидела за классной доской и играла в карты и лупили проигрывающих по
носам и звонко щелкали особыми щелчками по лбу под кряхтенье и оханье
проигравших.
Звонок прервал все занятия, певчие сорвались с мест и ураганом понеслись
в столовую ужинать, с собой захватили и меня. Столовая помещалась в
полуподвальном этаже, из окон были видны только ноги прохожих. Столы
стояли глаголем, перед каждым мальчиком стояла тарелка, лежали: нож,
вилка и деревянная ложка. Хлеб, нарезанный ломтями, лежал горой в
отдельной корзине, из которой каждый мог брать себе хлеба сколько хотел.
Хлеб был прекрасного монастырского качества. Тут же стояли ведра с
красным квасом, густым и пенистым, возле которых висели большие ковши.
Первый мой ужин состоял: из тарелки творога с молоком, куска рыбы
севрюги с поджаренным картофелем, с поджаренным луком и каким-то сладким
соусом, сладкого чая с сухариками. После ужина снова молитва, и сон до
самого утра, то есть до 8-часового подъема. Долго я не мог уснуть, новые
впечатления и события всколыхнули меня, но усталость взяла свое, и я
заснул. […]
– Эй, как тебя, вставай, что ты дрыхнешь! Видишь, все встают!
Мираж рассеялся, я проснулся в чужих стенах, среди чужих людей, больно
сжалось сердце, к горлу подкатывался камень, но мне не дали времени
раздумывать. Быстрое умывание, общая в зале молитва и снова бег в
запуски в столовую на завтрак и утренний чай.
Кормили нас хорошо, сытно и вкусно.
День в певческом хоре делился на ряд занятий. Если не было церковной
службы, то утром шли школьные занятия, при общежитии была двухклассная
церковно-приходская школа-четырехлетка. Занятия шли до обеда, после
обеда отдых. Вечером – уроки по скрипке, спевка одних мальчиков по
голосам, по средам и пятницам – общая – всего хора. В субботу
обязательно пели в соборе всенощную, в воскресенье – позднюю обедню,
которую служил всегда сам архиепископ. Вечером, в праздники до ночи,
мальчиков из хора отпускали по домам, если у кого были родители или
родственники в городе или пригороде, ночевать вменялось в обязанность
всегда возвращаться в общежитие.
Певчие и монашествующие ежемесячно получали из кружечного сбора:
иеромонахи до 75 р., иподиаконы 35–40 р., простые монахи 25–30 р.,
певчие хора – взрослые от 75 до 100 р., солисты хора от 125 до 150 р.,
кроме квартирных, мальчики получали от 3 до 8 р. в месяц на всем
готовом.
Что же из себя представляли взрослые хористы? Это были собранные со всех
мест голосистые профессиональные певцы, до этого певшие в церковных
хорах, за выдающийся голос и искусство пения они попадали в архиерейский
хор. Архиерейских хоров в городе было два. Один в Митрофановском
монастыре из 60 человек, под управлением отца Тимофея Случевского, и
другой хор в Алексеевском монастыре, под управлением Ивана Димитриевича
Шухмина [13] –
певца-баритона.
Алексеевский мужской монастырь – бывшая Акатовская пустынь — существовал
с древнейших времен. Обнесенный высокой каменной стеной с четырьмя
угловыми башнями, двумя входными воротами, он возник как монашеская
цитадель близ города, чтобы задерживать набеги татар, но быстрый рост
города втянул его в свою орбиту и он оказался в его черте. В нем жил
епископ Острогожский Владимир [14]
и три десятка монахов.
Епископ Владимир беззаветно любил церковное пение, в особенности пение
киевского распева. Архиерейский хор его составлен был из 50 человек
больших и маленьких певцов. Под руководством регента И.Д. Шухмина хор
быстро вырос как художественный коллектив. На общих спевках сам епископ
Владимир выполнял обязанности аккомпаниатора на фисгармонии. В то время,
как хор Митрофановского монастыря специализировался на обиходном пении и
на произведениях Турчанинова [15],
Дегтярева [16] ,
Бортнянского [17],
хор Алексеевского монастыря пел произведения киевского
[18] и знаменного [19]
распева, произведения Веделя [20]
и Березовского [21].
Находились любители того и другого пения и можно было наблюдать, как
публика кочевала из одного монастыря в другой. Царило художественное
соревнование хоров и солистов, но были моменты и дни, когда служили оба
владыки Анастасий и Владимир вместе в Митрофановском соборе и пели два
хора на разных клиросах. Это было более чем праздником для молящихся.
Эти два хора иногда совместно давали духовные концерты в Дворянском
собрании, включая в свои концертные программы оратории Генделя
[22] и двуххорные концерты Бортнянского.
В хоре Митрофановского монастыря были примечательные певцы-солисты:
украинцы-тенора Ковьяр и Шевченко (отец нар[одной] арт[истки] МХАТ
Шевченко [23] и засл[уженной]
арт[истки] ГАБТ Макаровой-Шевченко [24]
), Шаповалов, Рыбаков, Колтунов, басы Сильченко [25],
впоследствии протодиакон, Ефимов – сын соборного протодиакона, Адамов,
Орлов, Гураков, Зенцов и знаменитый октавист Быков. В хоре Алексеевского
монастыря: очаровательный тенор Поворинский, бас отец Сергий
[26], поражавший всех красотой и мощью
своего голоса.
Кроме того, во многих церквах были свои приходские хоры, в семинарском
хоре гремели октависты: бас Серб и баритон Смельский, – впоследствии
оперный певец, начинал свою деятельность Пятницкий [27],
создатель русского хора из крестьян Воронежской губернии, в
гимназическом – тенор Обухов, в реальном – баритон И.А. Певцов
[28], в кадетском – лирический тенор
В.Ф. Матвеев [29].
Хороший хор был в Смоленском соборе, стоящем посредине базара, в нем
исключительным явлением был бас Комаров. Недурные хоры существовали при
церквах Рождественской, Иоанно-Предтеченской, Терновской, Введенской,
Чугуновской, Покровской, в остальных церквах пели разбитые на группы
певцы архиерейских хоров.
Обучение в хорах было систематическим, знания музыкальной грамоты
закладывались основательные, требовалось играть на скрипке, читать ноты
с листа, следить за чистотой интонации, петь музыку всех стилей.
Регентами в хорах были лица со специальным музыкальным образованием, в
большинстве окончившие Певческую капеллу, готовившую дирижеров.
Неудивительно, что певчие архиерейских хоров привлекались часто к
театральным представлениям, они пели в опере, в классической оперетте и
в украинских труппах.
Я помню удачное выступление наших певцов Рыбакова в партии Баринкая в
«Цыганском бароне» и Сильченко в партии Неизвестного в «Аскольдовой
могиле». Мальчики приглашались для усиления женских хоров, стоя за
кулисами исполняли в операх такие хоровые вещи, как «Сватушка» и
«Свободной толпою» из оперы «Русалка» и другие, а украинские песни они
все знали.
За все это платилось. Частые службы на свадьбах, похоронах приносили
тоже хороший добавочный доход к жалованью певцов, не говоря уже о
специальных концертах в домах богатых купцов и именитых дворян, которые
оплачивались изрядной суммой для того времени.
Жизнь в монастыре для певцов складывалась так: в субботу или под большой
праздник пение «всенощной», в воскресенье – «поздней обедни», во вторник
«пение акафиста» святителю Тихону, в четверг – святителю Митрофану, в
субботу – Божией Матери, остальное время распределялось на подготовку
хоровых произведений, учение в школах и посещение театров мальчиками,
кабаков и трактиров взрослыми певцами.
Монотонная монастырская жизнь нарушалась каждый год обношением мощей
святителя Митрофана вокруг монастыря седьмого августа. К этому дню в наш
город стекалось так много народа со всех концов губернии, что город
буквально заполнялся прибывшими. Разодетые в свои праздничные наряды, в
своих сельских паневах, сподницах, казакинах, корсетках, повойниках,
кокошниках и разноцветных платках, эта толпа представляла исключительно
красочное зрелище, напоминая картины знаменитых художников.
Церемония обношения мощей обставлялась так: из раки поднимался покров с
останками святителя, их на руках священнослужители несли из собора,
впереди шли хоругвеносцы, шел хор, одетый в голубые черкески, за ним
следовали архиепископ, духовенство белое и черное и начальствующая знать
города.
Мощи выносились из собора и проносились из ворот против Вознесенской
церкви и вносились через главные ворота у колокольни и заносились в
собор на свое место – в раку. По пути следования под звон колоколов
церквей всего города, под пение архиерейского хора молящиеся бросали
сборщикам-монахам деньги, холст, более состоятельные жертвовали обители
и скот, пригоняемый обычно на монастырский конный двор. После службы для
прибывших богомольцев, для нищей братии и для бедняков в странноприимном
доме монастыря устраивалась обильная бесплатная трапеза.
Тоже происходило и в городе Задонске
13 августа, где лежали останки святителя Тихона, куда обычно выезжал
архиепископ со своим хором, протодиаконами и иподиаконами.
---------------------------
1 Государственный архив Воронежской области. Далее – ГАВО, ф.
Р-1, оп. 2, д. 262, л. 11.
2 Государственный архив общественно-политической истории Воронежской
области. Далее – ГАОПИ ВО,
ф. 9353, оп. 2, д. 19385. Подробнее об этом коллективном деле см.:
Акиньшин А.Н., Ласунский О.Г. Музы для ГУЛАГа: По страницам
следственного дела // Русская провинция. Воронеж, 1995. Вып. 2. С.
202–224.
3 ГАОПИ ВО, ф. 9353, оп. 2, д. 23678.
4 ГАВО, ф. И-19, оп. 1, д. 2117, л. 340.
5 Певческий корпус находился в северной части Митрофановского монастыря,
близ современной улицы Володарского.
6 Церковь Иоанна Богослова находилась у реки, на пересечении современных
улиц Софьи Перовской, Чернышевского и Таранченко.
7 Случевский Тимофей Иванович – сын священника Черниговской епархии,
первоначально был диаконом Благовещенского собора, затем – настоятель
церкви Иоанна Богослова. Управлял архиерейским хором с 1865 года. Умер в
ночь на 20 июня 1893 года, погребен на Чугуновском кладбище. Надгробная
плита обнаружена при строительстве церкви в честь Рождества Пресвятой
Богородицы на улице Кольцовской.
8 Соколов Федор Федорович – солист Мариинской оперы в Санкт-Петербурге.
9 Смельский Павел Иванович (1884 – после 1918) – оперный певец
(баритон). Окончил Воронежскую духовную семинарию в 1905 году, учился в
Московском музыкально-драматическом училище филармонического общества. С
1910 года – на оперной сцене.
10 Шеховцев (Шаховцев) А.З.– протодиакон Успенского собора в Москве.
Умер 28 декабря 1901 года, погребен в Даниловом монастыре. См.:
Воронежский телеграф. 1902. 4 января.
11 Г.И. Шухмин родился 2 ноября 1882 года, следовательно, речь идет о
весне – лете 1890 года. В это время его отец еще был жив.
12 Арпеджио – исполнение звуков аккорда вразбивку, начиная с нижнего
тона, при игре на арфе, фортепьяно и других инструментах.
13 Шухмин Петр Дмитриевич – в конце жизни – регент хора Покровской
церкви в Воронеже. Умер 8 декабря 1902 года. См.: Воронежский телеграф.
1903. 19 января.
14 Владыка Владимир (Соколовский-Автономов Василий Григорьевич,
31.12.1852 – 27.11.1931) – викарный епископ Острогожский в 1891–1896
годы.
15 Турчанинов Петр Иванович (1779–1856) – духовный композитор.
16 Дегтярев (Дехтярев) Степан Аникиевич (1766–1813) – духовный
композитор.
17 Бортнянский Дмитрий Степанович (1752–1825) – духовный композитор.
18 Киевский распев – особая редакция великорусского знаменного распева.
Первоначально предусматривал одноголосное пение.
19 Знаменный распев – древнерусское церковное пение, исполняется
поочередно в пределах восьми голосов. Название вытекает из способа
древнего нотописания – знаками, крюками или столпами.
20 Ведель Артемий Лукьянович (1767–1806) – духовный композитор.
21 Березовский Максим Сазонтович (1745–1777) – духовный композитор.
22 Гендель Георг Фридрих (1685–1759) – немецкий композитор и органист,
автор ряда ораторий на библейские темы.
23 Шевченко Фаина Васильевна (1891–1971) – народная артистка СССР.
Состояла в труппе МХАТа с 1914 года.
24 Макарова (урожденная Шевченко) Вера Васильевна (13.8.1892 – 6.12.
1965) – артистка оперы и драмы, камерная певица. Солистка Большого
театра (1918–1941), заслуженная артистка РСФСР (1933).
25 Сильченков (Сильченко) Симеон Васильевич (1.2.1875 – после 1940) –
певчий архиерейского хора с 1893 года, в 1905–1929 годы протодиакон
церкви Покровского девичьего монастыря. В ноябре 1939 года арестован, в
феврале 1940 года приговорен к двум годам лагерей.
26 Сергий – иподиакон викарного епископа Владимира, умер 22 июня 1903
года от сибирской язвы // Воронежский телеграф. 1903. 2 июля.
27 Пятницкий Митрофан Ефимович (1864–1927) – создатель Русского
народного хора. Учился в Воронежском духовном училище на рубеже
1870–1880-х годов.
28 Возможно, речь идет о канцелярском чиновнике Алексее Ивановиче
Певцове (1846 – после 1900).
29 Матвеев Василий Филиппович (24.1.1860 – после 1929) – преподаватель
пения в Воронежском кадетском корпусе с 1893 года.
Продолжение следует
|
