|
 «У
меня особое, трепетное отношение к святителю Митрофану и Покровскому
кафедральному собору. Я не только псаломщиком в 1988—1989 годы был,
я в него до армии ходил, когда учился в сельскохозяйственном
институте в Воронеже. Уже подстриженный «под ноль», стоял, молился
за Литургией мученику Иоанну Воину. Видно, по его молитвам Господь
управил, что в армии я встретился с протоиереем Вениамином — в
Гороховце Владимирской области. На его вопрос: «Что думаешь делать
после армии?», я ответил: «Наверное, институт заканчивать, а затем
уже, если Бог даст, при церкви работать».
Он спрашивает: «А какой институт?» — «Сельскохозяйственный». Он
подумал-подумал и говорит: «Ну что ж, этот институт ради Церкви
бросить можно…». И я приехал с решимостью послужить Церкви… Позже в
Покровском соборе Бог меня свел с моим духовником схиепископом
Алипием...»
Наш собеседник — епископ Святогорский Арсений.
— Владыка, расскажите, каким был Ваш путь к вере?
— Да я себя не помню неверующим. Я таким никогда не был. Не то
чтобы я был неверующим, а потом стал верующим. Я всегда был
верующим, еще с детства. Видно, Господь дает… Еще в роддоме врач,
который принимал роды, сказал: «Поп родился». У меня черные волосики
длинные сзади были… Может, у него были в практике подобные случаи —
не знаю, в связи с чем он мог это сказать. Так меня попом и звали. А
только ходить научился — это и родители могут подтвердить — первое,
что меня стало интересовать, — это иконы.
Я маленьким любил иконочки рассматривать: когда еще только ходить
научился, в какой дом ни зайду — везде я сразу к иконкам. Бабушки
говорили: «Шо с той детины будет? Ще только ходить научился — уже
иконами интересуется…».
— А был ли у Вас любимый святой, к кому Вы чаще обращались?
— Конечно, Божия Матерь — это само собой, особенно Дивногорская
(Сицилийская) икона — всегда почитал. И так, по рассказам старых
людей, как к святыне к Ней относился. Ну а из угодников Божиих —
великомученица Варвара.
— Почему?
— Наверное, это тоже связано с детскими впечатлениями, потому
что у нас дома до сих пор находится икона великомученицы Варвары,
которую принесла бабушка моя вместе со своей крестной, когда ходили
в Киев пешком. Они оттуда, от мощей великомученицы Варвары, принесли
эту иконочку, повсюду с собой ее носили, сейчас она в окладе из
фольги (как было по-сельски заведено). Бабушка часто рассказывала,
как страдала Варвара, что ее собственный отец убил за Христа, и мою
детскую душу это трогало. А теперь день великомученицы Варвары —
престольный праздник у нас в Святогорской обители… Я всегда эту
угодницу Божию почитал и почитаю. Молюсь святой Варваре, надеюсь на
ее милость, потому что бабушка говорила: «Кто молится великомученице
Варваре, тот всегда имеет смерть с христианским напутствием».
Поэтому мне, как монаху, который должен «помнить последняя своя»,
это очень дорого, и я очень желаю получить христианское напутствие в
последние дни моей жизни, в момент отхода в вечность. Поэтому прошу
угодницу Божию, чтобы не лишила меня этой милости.
— Владыка, расскажите о почитании Сицилийской иконы Божией
Матери…
— В нашем селе всегда было особое почитание Дивногорской
(Сицилийской) иконы Божией Матери. Во-первых, Дивногорье рядом,
возле села находится, мои сельчане духовников там своих имели,
ходили пешком в этот монастырь молиться. Моя бабушка (Дарья ее
звали) рассказывала, как чудотворную икону носили по селу. Она
название имеет «Сицилийская», а народ по простоте своей за множество
исцелений назвал ее «Исцеляйская». И бабушка говорила, что, бывало,
когда икону пронесут по селу, не только больные люди, а и скотина
вся выздоравливала.
Сама эта икона до революции находилась в Троицком храме, там был
такой староста Семен Ефимов. Он заказал эту икону в Острогожске и на
себе пешком нес ее 40 километров. И она находилась как чтимая в
Троицком храме. Впоследствии, когда храм уже громили в 1931 году,
иконостас на дрова рубили и кузню им топили сельскую. А эту икону
Агриппина (дочь протодиакона Алексия Мазьева) — мы ее знали как бабу
Груню — из киота достала и во время
обеденного перерыва у погромщиков хотела скрыться с ней. Они
увидели: «Стой! Куда?». Она говорит: «Детки, я из этой иконы стол
себе сделаю — у меня стола дома нет». И они ей: «Ну что ж, бабка,
если на стол, то забирай!».
И вот так Агриппина спасла эту икону. Она находилась у бабы Груни, а
потом, когда началась Великая Отечественная война, оккупанты — немцы
и мадьяры, которые 8 месяцев в селе стояли, — зачастую в дома
заходили, и у кого старинные иконы были, то они их забирали и целыми
посылками отправляли к себе в Германию. Все селяне боялись, что и
эту икону могут забрать. Тогда за селом — там по-над Доном идет цепь
меловых гор — они в одной из гор выбили пещерку, эту икону туда
поставили и заложили ее мелом. И весь оккупационный период — 8
месяцев — икона там стояла.
Потом, когда началось наступление, икону забрали из пещеры. Она
сначала стояла в селе Качалово. В одном доме пять семей ютилось
после военной разрухи, и вот икону поставили в этом доме и каждое
воскресенье перед ней акафист читали (множество народа собиралось).
А деток ставили рядами на коленки перед иконкой этой: «Молитесь
Божией Матери, чтоб ваши папки с фронта поприходили...».
В 1946 году открывается Покровский храм в Лисках. Старинный храм, он
был тоже закрыт, в нем ничего не было. И люди решили эту икону
отнести в церковь. Они оставили там документ, что в случае, если
будет построен храм в селе Лиски, то икону вернуть обратно. Этот
документ от 16 января 1946 года — подписанный, с печатью приходского
совета — до сих пор хранится, он у иконы в рамочке сейчас находится.
И так исполнилось предречение наших благочестивых односельчан,
которые в тяжелое послереволюционное время, накануне голода 1947
года думали о том, чтобы построить молитвенный дом, храм в селе и
икону вернуть обратно, переживали…
Я икону эту брал из Покровского храма для реставрации: надо было
закрепить грунт. Она год находилась на реставрации — грунт был
вспученный, мы его «посадили», закрепили, восстановили (кое-где была
смыта позолота), некоторые трещины были оконной замазкой замазаны —
пришлось немножко все расчистить. Но все трещины, все шелушения
касались только фона, а само изображение Божией Матери не было
тронуто. Несколько месяцев после реставрации икона у меня дома
стояла — все односельчане приходили, прикладывались, негасимая
лампадочка теплилась перед ней всегда. И вот 21 октября, перед
всенощной, крестным ходом принесли ее в храм. До этого дождик шел,
сумрачно как-то было, а икону понесли — солнышко, теплынь, штиль
такой установился — ветерок ни колыхнет. Слава Богу, что люди
пришли. Это мои односельчане, с которыми мы — с кем-то больше, с
кем-то меньше — виделись, знались; радостно, что они живы душой.
Корень благочестия, он особую роль имеет. Была личная подвижническая
благочестивая жизнь их предков — и, я смотрю, их дети, их внуки —
все в церкви. Тоже наследственность такая — святая… И я с теми
людьми сугубо как бы общался — люди церковные, верующие были. И
сейчас их дети стоят в храме, молятся… Слава Богу!
— Владыка, а какая добродетель труднее всего достается?
— Вы знаете, добродетели — они все с трудом достаются. Все с
трудом. Но в наше время, полное какой-то гордости, — наверное,
смирение. «Без смирения нет спасения» — все это мы знаем твердо, но
как зачастую бывает тяжело смириться человеку… Даже на первую
ступень смирения и то тяжело встать. Как говорят, первая ступень
смирения — это смирение перед старшими, а с равными как с равными.
Вторая ступень смирения — смирение перед равными, с младшими — как с
равными, а третья ступень — это смирение перед младшими и почитание
себя ниже всякой твари. Хотя бы подняться на первую ступень смирения
— и то уже слава Тебе, Господи! Смирение — это без труда спасение.
— Сегодня память преподобного Амвросия Оптинского. И как на
свитке у него написано: «Подобает убо нудитися возрастати в
смирении...» А такая добродетель, как терпение?
— Терпение… Ну, во-первых, наверное, христианское терпение — оно в
рамках упования на волю Божию. Мы Бога любим и знаем, что Господь по
Своей любви больше, чем мы можем претерпеть, на нас не возложит, все
по силам. Господь помогает.
— А кого из святых отцов Вы любите читать?
— У меня Оптинские старцы любимые — и старец Амвросий, такой живой
по духу, и старцы Варсонофий и Макарий. Больше Оптинских. Старца
Паисия Святогорца. Сейчас очень много хороших книжек — такого живого
духа, подвижнически радостного для практической жизни современного
монашества.
— Ваше любимое изречение…
— Я вообще любитель народных поговорок, присловий всяческих. Когда
трудно, за тяжелое дело браться надо — «Дай Бог и нашему теленку
волка съесть!». Поэтому и в духовном деле так же — дай, Боже, нам
этого духовного волка победить.
— Владыка, что бы Вы пожелал и читателям православных изданий,
которые выходят по благословению Владыки Сергия в Воронежской
епархии?
— Хотелось бы пожелать искреннего благочестия прежде всего.
Прискорбно, что приходится сейчас наблюдать некоторые революционные
настроения в церковной среде. Человек, прочитавший две-три книжки
как бы о богословии, или о догматах, или об истории церковной, по
гордости своего ума думает, что все уже знает: он может всех судить,
всех рядить, всем ума вставлять… А забывает о том, что прежде всего
Господь сказал в Евангелии: «Научитесь от Мене, яко кроток есмь и
смирен сердцем, и обрящете покой душам вашим» (Мф. 28, 11).
Святитель Игнатий Брянчанинов говорит, «чтение житий святых в
последние времена будет нужно не столько для подражания, сколько для
сознания собственного недостоинства». Когда мы будем сравнивать свою
жизнь, свое житие с их житием, то будем осознавать, насколько мы
далеки от Бога и от святости, которую имели святые.
Хочется пожелать всем крепости духовной, искреннего благочестия — и
пастырям, и пасомым, и всем христианам. Заповеди всем едины и по
этим заповедям всех нас будут на Страшном суде спрашивать — по тому,
что каждый из нас избрал соответственно своему устроению и как
угодно Богу: кто-то священник, кто-то мирянин, кто-то монах, а
заповеди всем одинаковы. Все мы — христиане.
|
