«Во всем была десница Божия...»


24 мая – день Ангела Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла

Сегодня мы публикуем воспоминания Его Святейшества о своей жизни, которыми он поделился в фильме «Митрополит», снятом в 2001 году.

Родился я в первый послевоенный год в Ленинграде. Отец в то время был инженером на военном заводе, мать – учительницей немецкого языка в средней школе.

Через год после моего рождения в семье произошли очень большие перемены: отец стал священником. В то время это было довольно неожиданным поворотом в судьбе человека. Но у всего этого была своя предыстория. Дед (по оцовской линии) был человеком глубокой веры, сильный духом. В послереволюционные годы он оказался на Соловках. Дед около 30 лет провел в тюрьмах и ссылках, имея семью в 8 человек детей. И конечно, он очень сильно повлиял на всю семью и на моего отца.

Папа с мамой познакомились в храме Киевского подворья в Ленинграде (они оба пели в хоре). А за несколько дней до свадьбы отца арестовали и отправили на Колыму. Получилось так, что и он прошел путем деда... После армии отец закончил институт и стал военным инженером. В 1947 году Владыка Григорий его рукоположил, направив в храм Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище, находящемся неподалеку от нашего дома. Мы жили на Васильевском острове.

У папы и мамы было трое детей – старший Николай, я и младшая сестра Елена. Все мы выбрали путь служения Церкви. Отец наш был книголюбом. Мы жили очень скромно, в коммунальной квартире, но папа сумел собрать прекрасную библиотеку. Она насчитывала более трех тысяч томов.

Я учился – и неплохо – в образцовой школе. По всем статьям должен был стать пионером. Но не считал это возможным. Помню, меня пригласила для разговора директор школы. А я сказал ей: «Если вы согласны с тем, чтобы я в галстуке ходил в церковь, то готов его повязать». Она, конечно, ответила: «Нет». Я все время находился в состоянии постоянной готовности ответить – почему этого не сделал...

Атмосфера в нашей семье была удивительной. Я почти не помню, чтобы папа с мамой ссорились. Это был очень счастливый брак. Думаю, что и атмосфера, царящая дома, и ситуация в школе, сопровождающаяся некоей конфронтацией, все это и привело меня к принятию решения стать священником.

Уже в 15 лет у меня были четкие убеждения и представление о будущем. В этом возрасте я ушел из дома и стал жить самостоятельно. Не потому, что было что-то не так. Я не мог, чтобы родители все время заботились обо мне материально. Испросив у них благословение, я поступил работать в Ленинградскую комплексную геологическую экспедицию. Одновременно продолжал учиться в вечерней школе. Я оказался в среде глубоко верующих людей. Это была петербургская интеллигенция, давшая мне достаточно много. Эти люди приучили меня к серьезной музыке. Мы часто ходили в Мариинский театр, в филармонию. Общение с ними усилило мой интерес к поэзии и к художественной литературе.

…Помню троллейбус № 1, который шел по всему Невскому проспекту. Никогда не забуду этого момента – я ехал и отсчитывал остановки. С трепетом священным вошел я в здание духовной семинарии на Обводном канале. Здесь тогда размещалась епархия. Владыка Никодим ютился в маленьких комнатках. Войдя в кабинет и увидев его, я очень поразился. Было впечатление, что он меня уже давно-давно знает. А я как будто с другом встретился. Помню этот пронзительно-проницательный взгляд. Передо мной был очень сильный человек, с невероятной силой воли и ума. Поскольку я хотел вначале пойти учиться в университет, то спросил его: «Как мне поступить, Владыка?». Он задумался и сказал: «Знаешь, я бы тебе не рекомендовал. Физиков очень много в нашей стране, священников мало. Поступай прямо в семинарию». Никогда-никогда я не жалел о том, что послушался.

Семинарию и академию готовили к закрытию. Осуществлялся довольно жесткий отбор студентов. Делалось это при активном вмешательстве властей. И начиная с 1960 года в семинарию брали очень мало слушателей. Причем принимали людей низкого интеллектуального уровня. А те, кто учился в академии и заканчивал ее, были молодые, здоровые, симпатичные, развитые люди. И эта граница воспринималась мною видимым образом. Входишь, бывало, на трапезу: за столами «гудят» полные академические курсы: 4-й, 3-й, 2-й. 1-й – уже поменьше. А за семинарскими столами – мрак и уныние. Мне было очень тяжело. Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы опять-таки не Владыка Никодим. Пока он был жив, мы не чувствовали давления власти, о котором поговаривали все. Владыка всех нас защитил от этих холодных ветров. Мы были как в оранжерее с очень доброжелательной атмосферой, благоприятствующей нашему росту. Когда он умер, эта атмосфера в мгновение разрушилась. И я почувствовал не просто дуновение, а штормовой удар этих ветров. Только тогда понял, чем был Владыка Никодим...

В 1974 году меня назначили ректором Ленинградской духовной академии и семинарии. Я пришел в очень трудное время. Практически все профессора духовной академии, столпы наши, сошли… Отблески былой славы, конечно, присутствовали в жизни академии 60-х годов. И по ним мы могли понять, что такое Петербургская богословская школа. Она была более миссионерской, а значит, и более открытой. Если смотреть с точки зрения диалога цивилизаций, Петербург – это интересное место. Здесь русское Православие лицом к лицу встретилось с западно-европейской культурой, с этим мощным партнером. Что могло произойти? А то, что западная культура, кстати и инославие, присутствовавшее в Санкт-Петербурге, могли если не раздавить Православие, то оттенить или оттеснить, показать ему его место. А ведь ничего подобного не произошло. Православие соединилось с этой культурой. И оно не изменилось, не перестало быть русским. Стало ясно, что Православие – это вселенское явление, не привязанное к одной культуре или одному народу. Это вселенская вера, Вселенская Церковь, которая может работать, действовать и оплодотворять любую культуру, – вот опыт Петербурга.

Я был ректором 10 лет. А перевели в Смоленск в один день. Это, конечно, была отставка. Сейчас из архивных источников стало известно, что инициаторами моего внезапного перевода из Ленинграда в Смоленск были светские власти.

В Смоленске, в соборе, особенно возле чудотворного образа Одигитрии, я многое понял. Все мое существо охватил тогда какой-то духовный трепет. Я подумал: «Господь меня привел сюда совсем не случайно». Я вспомнил, как в детстве стоял перед чудотворным образом Смоленской иконы Божией Матери – на левом клиросе храма Смоленской иконы Божией Матери на Смоленском кладбище в Ленинграде… Тогда у этой иконы я обратил свои первые молитвы к Богу. Рядом стояла мама. Помню отца, совершающего Литургию...

Словом, то, что во всем была рука Божия, я почувствовал буквально с первого дня своего пребывания в Смоленске. Благодарю Бога за то, что Он провел меня через этот опыт архиерейства в бедной епархии. Через все это надо было пройти...

Отдел внешних церковных сношений был создан в 1945 году, когда перед Россией и Церковью встала задача возродить и вернуть русское православное влияние в мире. Возглавивший отдел митрополит Крутицкий Николай взял на себя, скажет историк, труднейший подвиг и нес его, не сгибаясь.

А вот когда Владыка Никодим возглавил отдел, начался рост учреждения. Ведь отделу нужно было в первую очередь защитить Церковь перед властью. Он оказался в этой пограничной сфере церковно-государственных отношений. В основном оборона на общецерковном уровне осуществлялась именно из этих «окопов». Главной задачей епископов 60-х годов было остановить гонения. Люди были отчасти разных взглядов и убеждений. Одни – больше традиционалисты, другие более динамичны в своей миссии и в диалоге с миром, но это была группа единомышленников, и благодаря этому мы выжили.

Мы живем в эпоху фактической секуляризации сознания людей. Церковь даже религиозными людьми нередко оттесняется на периферию. Для многих Церковь – это только храм, в который они ходят раз в неделю, в лучшем случае. Некоторые, считая себя верующими людьми, приходят сюда иногда раз в месяц, раз в год, даже раз в жизни… И сейчас обращение к людям должно быть уже иным. Нужно исцелять сознание, человеческие сердца. Церковь должна открыть себя навстречу этим, во многом духовно больным, людям. В другую эпоху мы живем.

…Один очень мудрый ленинградский священник отец Евгений Амбарцумов, Царствие ему Небесное, который преподавал у нас в духовной академии, узнав, что я подал прошение о монашестве, сказал мне:
– Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделал?
– Да, но не до конца.
– Ты же решил судьбу не только за себя, двадцатидвухлетнего мальчика. Ты сказал «да» и за тридцати-, и сорока-, и пятидесятилетнего мужчину. И за шестидесятилетнего, и семидесятилетнего старика. Ты за всех за них сказал «да». А не может получиться так, что вот этот семидесяти-, шестидесятипятилетний будет потом плеваться на тебя?
– Не знаю. На это у меня нет ответа.

Тогда я отдал себя в руки Божии. Как бы проведя черту, сказал себе: «27 марта 1969 года – это тот день, когда я должен решить. Если к этому времени не женюсь, принимаю монашество». Получилось так, что не женился и принял монашество. Конечно, человек остается человеком, но все зависит от стиля жизни. Владыка Никодим меня учил: «Ты никогда не справишься со своими проблемами, если у тебя будет много свободного времени. Сделай так, чтобы у тебя его никогда не было». У самого Владыки не было, и у меня с тех пор свободного времени нет...

…В детстве, а это было во время причастия, я немного потерял ориентир и случайно прошел через Царские врата. Мама, конечно, ахнула, взяла меня за руку, повела после Литургии к настоятелю и сказала: «Батюшка, произошло что-то невероятное. Вот сыночек вышел из Царских врат на солею». Отец на меня так посмотрел, улыбнулся, замахал руками и сказал: "Архиереем будет...".


27 мая 2009 года в историческом здании Святейшего Правительствующего Синода Санкт-Петербурга под председательством Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла состоялось заседание Священного Синода Русской Православной Церкви.

Предстоятель Русской Церкви обратился к присутствующим с приветственным словом, в котором, в частности, сказал: «Сегодня мы открываем рабочую сессию в этих исторических помещениях, под сводами, которые были свидетелями самых важных решений, принимаемых церковным священноначалием в течение XIX – начала XX века.

Сопрягаются исторические эпохи: через катаклизмы, через разрушения, через скорби, через кровь Церковь наша и народ наш выходят на тот уровень исторического бытия, который высвечивает явную преемственность с прошлыми временами, а преемственность в жизни страны и в жизни Церкви – это непременное условие процветания, дальнейшего продвижения по пути развития духовной и национальной жизни.
 

Воронеж Православный №5-6 (126-127) 2009