|
 Анна
Ивановна уже третью ночь не могла сомкнуть глаз и только под утро
ненадолго проваливалась в забытье. Ржавым гвоздем в мозгу сверлила
одна ставшая уже навязчивой мысль, как это ее сынок Николай, сержант
Советской армии, мог проявить такую забывчивость: в последнем письме
из Восточной Пруссии, в целом бодром и радостном в преддверии
Победы, он написал: "Одним я только, мама, немного огорчен. На
неделе сдавал в стирку нательную рубашку и позабыл вытащить из
кармашка твою спасительную молитву. Раньше никогда не забывал, а на
этот раз немного промахнулся. Ну, ничего, думаю, что все обойдется,
и мы скоро уже встретимся...".
Бросив в лицо горсть холодной воды, Анна Ивановна вновь стала
просить прощения у Всевышнего за забывчивость своего единственного
сына. Нельзя сказать, что она была сильно верующей: по большим
праздникам ходила на службу в храм, пока его не закрыли, соблюдала
пост, а перед сном, если не забывала, про себя читала "Отче наш". А
вот к спасительной молитве - так в ее доме называли 90-й псалом - у
нее отношение было особое. Своим пытливым умом Анна Ивановна
понимала, что в словах этой молитвы сконцентрированы энергия,
желания десятков поколений православных, просьбы миллионов людей, и
Высший Разум не может оставаться безразличным к ним, ибо если было
бы иначе, то вряд ли люди продолжали бы обманывать себя веками.
Неслучайно любимую молитву назвали "Живой помощью". Ну а главную
роль в том, что она поверила в чудодейственную силу слов этой
молитвы, сыграли жизненные обстоятельства, связанные с ее близкими.
Со слов своей мамы она хорошо помнила, что, провожая отца на Первую
мировую войну, та зашила в его нательную рубашку эту молитву,
свернутую в бумажную трубочку. И когда, вернувшись с войны целым и
невредимым, ее Иван начинал рассказывать о самых сложных ситуациях
на фронте, где слева и справа от него как подкошенные падали убитые
солдаты, а он оставался невредимым и как будто по заказу ветер менял
свое направление, унося прочь надвигавшееся на них ядовитое газовое
облако, она не выдерживала и непременно вставляла свое понимание
этого везения:
- Что ни говори, Иван, а все это от нее. (Об этой молитве, как о
чем-то очень личном, в доме прямо и громко старались не говорить.)
- Что от нее-то? - стесняясь нередких гостей, переспрашивал муж. -
Может, судьба у меня такая - повезло, и только.
- А то, что я тебе в рубашку зашивала...
- Да будет тебе, - незлобно отмахивался Иван, оставляя, видимо,
какое-то место для сомнений.
Нередко эти разговоры проходили в присутствии дочери, и у нее
сложилось твердое убеждение, что в судьбе отца спасительная молитва
сыграла не последнюю роль.
О Спасителе люди, как правило, вспоминают в трудное время и в
сложной обстановке. Анна Ивановна о молитве вспомнила в первый же
день нападения Германии, так как хорошо знала, что ее муж Петр
вскоре будет призван в армию. Аккуратно переписала молитву и уже по
установившейся традиции зашила в нательную рубаху в день получения
повестки.
Петр Сергеевич воевал под Москвой и на Курской дуге, чудом остался
жив, получив тяжелую контузию: фашистский танк дважды развернулся
над его траншеей, стремясь доутюжить советского солдата до
основания. Крепко тогда досталось ему - кровь шла горлом, но
отлежался и по контузии был списан из армии. Одни знакомые при
встрече говорили, что это судьба, другие - счастливый случай, а Анна
Ивановна решающую роль в душе отводила своей маленькой хитрости...
Глядя на бледное и напряженное лицо жены, Петр Сергеевич с сердечным
сочувствием сказал:
- Ты, мать, сегодня опять не спала. Совсем извела себя за эти дни.
Может быть, не следует раньше времени рвать душу. Скоро уже войне
конец, и будем надеяться на лучшее...
- Извела не извела, а сердцу не прикажешь. Не могу спать - и все.
Постоянно Николай перед моими глазами. Лучше скажи, какие сны тебе
снятся в эти дни.
- Мои сны ты знаешь: все время на меня наезжает немецкий танк.
Доктор был прав, когда предупреждал, что этот страх в моем сознании
останется надолго.
За разговором с мужем боль в сердце Анны Ивановны немного приутихла,
и она стала заниматься привычными делами.
Через месяц Анна Ивановна взглянула в окно и остолбенела: в сторону
их дома в черной косынке шла почтальонка. В селе знали, что
письмоноска безошибочно уже определяла печальное содержание письма с
казенным штемпелем и в знак траура голову покрывала черной косынкой.
Ноги Анны Ивановны стали ватными и непослушными, в глазах потемнело,
сердце готово было вырваться из груди. Она только успела крикнуть:
"Отец, отец!" - и потеряла сознание.
Дрожащими руками Петр Сергеевич вскрыл конверт и про себя прочел:
"Ваш сын Родионов Николай Петрович погиб смертью храбрых...",
беспомощно опустился на стул, сжал голову руками и заплакал...
Этот рассказ я услышал от жительницы Панинского района. (Имена
героев изменены.)
А. НИКИФОРОВ |
