"ОБРАЗ"

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ЦЕРКОВЬ на некоторых примерах из новейшей беллетристики

С тех пор, как интеллигенция стала у нас «орденом» (по не по­терявшему актуальности опреде­лению историка и философа Г. П. Федотова), ее отношения с Цер­ковью являют собой кривую ли­нию, то приближающуюся к цер­ковным стенам (а порой и прони­кающую внутрь их), то отталкива­ющуюся от них под импульсом ожесточенного неприятия и не все­гда осознаваемой конкуренции.

Беглым перечислением упомя­ну пункты этого извилистого мар­шрута в минувшем и все еще так близком нам столетии. Это, в предреволюционное десятилетие, Религиозно-философские собра­ния, когда духовные лица впер­вые, кажется, заседали в одном синклите с именитыми представи­телями «ищущей» интеллигенции, и достопамятный сборник «Вехи», ознаменовавший поворот оной к церковности и государственничеству; это, после антицерковной агрессии первых пореволюцион­ных лет, нелегальные и полуле­гальные православные общины начала и середины 20-х годов, пополнившие ряды исповедников и новомучеников (их история еще слабо изучена); затем, по проше­ствии десятилетий, когда «... дол­го-долго о Тебе ни слуху не было, ни духу» (Борис Пастернак) - во­енный и послевоенный призыв интеллигенции в Церковь, по ост­рой нужде разрешаемую советс­кой властью; далее - хрущевские гонения, привлекшие известные симпатии части глухо-оппозицион­ной общественности к их жертвам; богоискательство 70-х годов, ког­да уставшие душою от лжи и офи­циального материализма образо­ванные люди нередко приходили ко Христу и воцерковлялись - кто из лона восточных культов, кто от толстовства, кто, как ни странно, - под влиянием романа «Мастер и Маргарита», кто, доставая «тамиздатские» книги и их самиздатские копии, в числе которых, наряду с философами, было и почти недо­ступное иным путем Евангелие.

1000-летие христианства на Руси, совпало в 1988 году с эйфо­рией перестройки, и тогда Русской Православной Церкви был выдан огромный общественный кредит, а ее хулители вынуждены были на время замолчать (за редкими ис­ключениями, такими, например, как непримиримый атеист акаде­мик Виталий Гинзбург, а среди моих коллег, литературных журна­листов - Александр Агеев или Еле­на Иваницкая).

Не то - теперь.

Однако недавние годы критики принудительного атеизма, годы интереса к проблемам духа и разрешенного мистицизма в лю­бых его формах не прошли даром. И сейчас уже безбожие типа берлиозовского (опять вспоминаю ро­ман Булгакова) сменилось непри­ятием Церкви, и именно Русской Православной Церкви, в несколь­ко иных модификациях. Во-пер­вых, со стороны оставшихся вне­шними по отношению к ней пред­ставителей интеллектуального цеха, которые видят в ней инород­ный новому обществу институт, не вдаваясь в мистическую сторону вопроса. Во-вторых, со стороны тех, кто вошел в Церковь, повину­ясь смутному порыву, но нашел там не то, что ожидал, и вовлекся в попытки внутрицерковного дис­сидентства.

Но прежде, чем привести при­меры того и другого из новейшей беллетристики, как массовой (хотя и претендующей на незауряд­ность), так и высоколобой, я хочу воспользоваться одним интерес­ным обзором прессы, составлен­ным московским священником Владимиром Вигилянским и пред­назначенным для сентябрьского номера «Нового мира». Здесь ос­вещается дискуссия вокруг проек­та преподавания в средней шко­ле «Основ православной культу­ры» в преимущественно недруже­ственных в отношении Церкви СМИ.

Либерально-атеистический взгляд на этот проект прямее всего выразила Ирина Хакамада, в других отношениях вменяемый, а подчас и позитивно мыслящий по­литик. Но тут Бог словно лишает ее разума, и она заявляет, что в случае изучения основ правосла­вия за школьной партой мы через десять лет получим поколение «зомбированных серых людей, способных выполнять команды, но не способных формировать новые идеи», и это будет означать возврат в тоталитарное общество. Хочется думать, что такого рода опасения, типичные в определен­ных кругах образованщины, дикту­ются хотя бы иногда не ненавис­тью, а ужасным, наследственным для постсоветского человека, ду­ховным невежеством.

Но, несомненно (и отражено в вышеупомянутом обзоре прессы) и то обстоятельство, что столкно­вение между современной либе­ральной идеологией и церковнос­тью носит не только характер не­доразумения, порожденного нео­сведомленностью одной из сто­рон, но и характер объективный. И это столкновение действитель­но может доходить до прямой не­нависти; так, один из читателей «Известий» написал в редакцию, что схватится за ружье, если уви­дит попа, переступающего школь­ный порог. Понятно, что на такую ненависть церковный народ дол­жен отвечать терпеливым стояни­ем в Истине и миссионерским сви­детельством...

Что же сталкивается? Прежде всего - совершенно разное пони­мание человеческой свободы. Иерархическое строение церков­ного организма, ценности духовно­го единомыслия и послушания по совести представляются нашим либералам несовместимыми со свободой личности - свободой, понимаемой в духе релятивизма и безосновного самоначалия, вне традиции и авторитета.

В этом нет ничего особенно нового. Однако, пожалуй, есть не­что новое в том, что сейчас пред­принимаются самые отчаянные усилия отделить Христа (как фи­гуру в глазах нынешнего интелли­гента неопределенно величе­ственную и учившую чему-то доб­рому) от Его Церкви. Такая имен­но попытка предпринята популяр­нейшим писателем, удовлетворя­ющим запросы разномастной чи­тающей публики, не в последнюю очередь интеллигентной и даже власть имущей. Я имею в виду Бориса Акунина (псевдоним куль­туролога и япониста Григория Чхартишвили). Свою детективную трилогию о монахине Пелагии он завершил двухтомным сочинени­ем «Пелагия и красный петух», где травестировано Евангелие, но - несопоставимость таланта и просвещенности! - несравненно более безвкусно и агрессивно, чем в том же романе Булгакова, который нашему массовику-пост­модернисту послужил лакомым примером. (Не скажу, что более кощунственно. Кощунство ведь состоит в «попиранье заветных святынь», а в данном писательс­ком сознании их нет.)

Обер-прокурор Синода Победин (читай: Победоносцев), ис­полняя в романе, разумеется, роль великого инквизитора, бо­рется гнусными средствами яда, пули и кинжала с сектантским пророком Мануйлой (в котором, кто не понял сразу, тот вскоре уз­нает Эммануила - Христа) с помо­щью некоего волшебства путеше­ствующего во времени и про­странстве и оказавшегося в Рос­сии Александра III. В дальней­шем из оскорбляющего литера­турный вкус не менее, чем ду­ховный, «Евангелия от Пелагии (романного эпилога) нам сообща­ется, что вместо Иисуса когда-то распят был похожий на него дво­юродный брат, а он, сбереженный Иудой, невредимо продолжает проповедовать. И уж конечно, учит он тому, что не надо никаких попов и монахов, никаких храмов и капищ, никаких плотских огра­ничений, главное же (в духе битлов) - просто «любить». И это его учение открывает глаза некоему заволжскому епископу Митрофанию, не отдававшему себе преж­де отчета в своей влюбленности в рыжую монахиню Пелагию, а теперь уразумевшему естествен­ность и невоспрещенность тако­вых чувств.

Эта книга расходится огром­ными тиражами и оказывается фактически вне критики как не­притязательное чтение, которое следует принимать с улыбкой (хотя автор, несомненно, имеет страсть поучать). С телеэкрана до меня недавно донеслось, как вы­сокопоставленный федеральный чиновник, человек недурно обра­зованный и воспитанный по-офи­церски, с удовольствием сообща­ет, что уже успел прочитать мод­ную новинку.

Пример другого рода - напе­чатанный осенью прошлого года в трех номерах «Звезды» роман «Лавра» петербургской писатель­ницы Елены Чижовой, которая рассказывает о Церкви и, так ска­зать, о князьях Церкви (покойном ныне митрополите Никодиме под его собственным именем, митро­полите Кирилле Смоленском под именем Николая), находясь внут­ри церковной ограды, но испыты­вая недовольство узнанным там. На страницах майского номера «Нового мира» за этот год возник­ла короткая дискуссия относи­тельно книги Чижовой: с востор­женной оценкой романа выступил Константин Азадовский, извест­ный петербургский филолог, спе­циалист по поэзии Николая Клю­ева (кстати, верующего старооб­рядца, так что от его исследова­теля можно было бы ожидать культурной причастности к опре­деленной сфере духа). Пишет он, однако, вещи, входящие в триви­альнейший устав псевдолибера­лизма; «Церковь авторитарна; ее приверженность традиции и кано­ну влечет за собой нетерпимость, в лучшем случае подозритель­ность ко всему чужому и новому. Она может быть безжалостной по отношению к человеку, уличенно­му в яркой индивидуальности. Церковь и государство, как бы они далеко ни расходились друг с другом, имеют общую иерархи­ческую структуру. Церковь при­звана миловать, но она, и карает, не только за грех - за свободомыслие. ...Ненавистью к инако­мыслию равно насыщены и КГБ и РПЦ».

Я встречной рецензией на «Лавру» ответила Азадовскому на тех же журнальных страницах и не буду здесь повторяться. Суть же дела вкратце такова. Чижова, точнее - ее автобиографическая героиня, крестившаяся в 70-е годы под влиянием трех мотивов (протест против советчины, поже­лание мужа, преподавателя Ле­нинградской Духовной академии, тяга к чудесному), не находит в церковной жизни искомого. Протестный мотив не получает удов­летворения: Церковь, по ее сло­вам, «не видит коренной разницы между убийцами и убитыми, гони­мыми и гонителями». Послуша­ние мужу, который надел воротничок - «реверенду» (символичес­кая утрата свободы), обернулось гибелью их брака; наконец суе­верное отношение к чуду (Таин­ство Крещения не повлекло за собой магического, в одночасье, перерождения души) и фактичес­кий отказ от исповеди и причаще­ния привели к доподлинной одер­жимости героини, признаки кото­рой, чем непроизвольней и бес­сознательней, тем вернее пере­дает писательница. Слово «нена­висть» витает над текстом вмес­те с колоритом самоупоения и самоправедности. Я посоветова­ла бы всем пастырям, причаст­ным к задаче духовного целительства, познакомиться с этим рома­ном, сколь ни тягостен он для вос­приятия любого нормального чи­тателя. Это типичная история разминовения современной ин­теллигенции с Церковью, непро­извольно изложенная как история болезни.

Но есть и более экзотические казусы, исходящие от ложных друзей Церкви, интеллектуалов, пытающихся использовать ее в качестве присвояемого идеологи­ческого подспорья. Речь идет не о тех простецах, которые связы­вают введение ИНН со светопре­ставлением, а о радикалах, куда более изощренных, строящих ко­собокие идейные сооружения с православием в виде компоненты. Так, один из авторов новой шумной газеты «Консерватор» к 22 апреля сочиняет панегирик Ульянову-Ленину, славя его в осо­бенности за «священную нена­висть к миру», будто бы родня­щую его с православием. Такое вот у нового антилиберала - рево­люционера, превратно налепив­шего себе ярлык консерватизма, понимание православия - с его-то пафосом преображения мира и чаянием «новой твари»!

Каковы же выводы? Как, быть может, никогда еще в нашем веке, церковный народ сейчас находит­ся, говоря словами ап. Павла (2 Кор. 11: 26) «в опасностях от раз­бойников, в опасностях от едино­племенников, в опасностях от язычников, в опасностях в горо­де, в опасностях в пустыне <...> в опасностях между лжебратиями». Воцерковленная интеллиген­ция, конечно, существует, вклю­чая и ученых, и литераторов, и иных творческих людей; все боль­ше пастырей рекрутируется из числа потомственных интелли­гентов или выпускников престиж­ных светских вузов. Тем не менее, у нее нет центров влияния - клу­бов, обществ, журналов и газет, которые по своим профессио­нальным и финансовым возмож­ностям могли бы соперничать с оппонентами, и, скажем, зани­маться апологетикой на пламен­ный раннехристианский лад. Цер­кви, Русской Православной Цер­кви, сейчас более всего подходит традиционный образ корабля, объятого штормящим морем. «Вы живете в благословенные време­на, - неоднократно повторяет на­стоятель храма в моем приходе, - вы можете свободно, не таясь, посещать богослужения и испове­довать свою веру». Это так. Но в духовном отношении нынешний период едва ли не сложнее эпо­хи гонений. Это время требует не только сердечной, но и умствен­ной брани против обстоящей кле­веты, демагогии и подмен.

И. Б. Роднянская
литературный критик, член
редколлегии журнала «Новый мир» г. Москва
 

© Издание Воронежской Православной Духовной семинарии