СВЯЩЕННОМУЧЕНИК ТИХОН И ИСПОВЕДНИЦА ХИОНИЯ АРХАНГЕЛЬСКИЕ

Священномученик Тихон родился 30 мая 1875 года в селе Больше-Попово Лебедянского уезда Тамбовской губернии (ныне территория Воронежской епархии) в семье священника Иоанна Архангельского. Родители умерли рано, и младших детей — Тихона и его сестру — воспитывали их двоюродная сестра Зинаида и ее муж Петр. Они отдали Тихона учиться в Воронежскую Духовную семинарию, по окончании которой он женился на благочестивой девице Хионии. Она родилась 8 апреля 1883 года в селе Новый Копыл в семье священника Иоанна Дмитриева. Впоследствии у отца Тихона и Хионии родилось восемнадцать детей. Из них выжили лишь девять: шесть дочерей и трое сыновей, остальные умерли во младенчестве. Вскоре после венчания Тихон был рукоположен в сан священника ко храму в селе Троекурово, недалеко от города Лебедянь.
Село Троекурово располагалось в живописном месте на берегу реки Красивая Меча неподалеку от женского монастыря, ныне разрушенного. Священнику выделили землю, и большая семья жила тем, что получала от занятий сельским хозяйством. Участок земли был не лучшим, засорен камнями, и пришлось приложить много труда, чтобы его очистить. На земле работали все старшие дети, что приучило их ко всякого рода труду и помогло впоследствии перенести обрушившиеся на них испытания.
Воспитанием детей занималась Хиония Иоанновна. Она была женщиной глубоко религиозной и благочестивой и научила детей молиться и при всех трудностях обращаться к единому Богу. Во все большие и малые праздники дети вместе с нею шли в храм. Она приучала их поститься в соответствии с церковным уставом, а во время гонений в двадцатых годах эти посты зачастую перемежались с голодом — следствием нашедших на страну бедствий. В посты откладывалось чтение светских книг и читался лишь Закон Божий. Прочитанное дети рассказывали отцу или матери. Поскольку времени, свободного от работы, было немного, то рассказывали за работой — в огороде или в поле, за вязанием чулок или варежек.
Отец Тихон был ревностным пастырем, молитвенником, часто служил. Приветливый и отзывчивый на людское горе, он всегда утешал пришедшего к нему с бедой человека. В его присутствии невозможно было выразиться грубо или непотребно — он в этих случаях останавливал говорившего и делал замечание. При всем том был немногословен и сдержан. За безупречное служение священник был возведен в сан протоиерея.
В 1928 году власти закрыли храм в селе Троекурово и решили записать священника в кулаки, чтобы затем раскулачить и отобрать все имущество. Но в селе к отцу Тихону относились с большим уважением, и один из служащих сельсовета пришел к нему домой и сообщил, что задумали относительно священника власти.
— Чем мы будем ждать, когда придут и вышвырнут нас из дома, — сказала решительно матушка Хиония, — лучше сейчас собрать все необходимое и уехать на первое время в Лебедянь.
Отец Тихон с ней согласился. Они собрали самые необходимые вещи, запрягли лошадь в маленькие крестьянские сани, и тот же член сельсовета, который предупредил о раскулачивании, отвез их в город. Первое время они снимали угол на квартире, а затем маленькую комнату. Епископ Липецкий Уар (Шмарин) направил священника Тихона служить на приход, расположенный в трех километрах от Лебедяни; там он прослужил около года, а затем власти и здесь закрыли храм. Это было время, когда властями по всей стране была развернута кампания по закрытию храмов.
Священника перевели в храм в селе Ильинском, но и там вскоре ликвидировали приход, и тогда епископ направил его в храм села Патриаршее, где священник прослужил около года, пока и этот храм не закрыли. В Патриаршее к отцу Тихону приехал посланец от прихода храма в селе Куймань и предложил ему перейти служить к ним. Получив благословение епископа Уара, отец Тихон переехал в Куймань. Это было большое село, населенное преимущественно благочестивыми и глубоко верующими крестьянами, так что храм во время служб всегда был полон молящихся. Отдельного дома здесь для священника уже не было, и отец Тихон снимал маленькую избушку в крестьянском дворе у Андрея и Елены Ждановых; между семьями крестьянина и священника сложились отношения, полные взаимной любви и мира. Здесь священник прослужил до ареста. Старшие дети разъехались, с родителями осталась жить только младшая дочь Елена, а в 1936 году, после смерти мужа, к ним переехала дочь Ирина, у которой было четверо маленьких детей.
День 9 августа 1937 года выдался теплым. Вся семья хозяев, священник, матушка и дети находились в доме. Вдруг около дома остановилась машина, из нее вышли люди в форме и направились к дому. Войдя, один из них сразу подошел к отцу Тихону и спросил:
— Оружие есть?
— Есть! — ответил священник. — Крест и молитва!
Сотрудники НКВД разбрелись по дому и стали переворачивать вещи. Один из них зашел за печь, вынул из своей кобуры пистолет и затем, выйдя из-за печи, показал его приехавшим вместе с ним военным и сказал:
— Вот его оружие!
Отца Тихона увели в легком летнем подряснике, не дав одеться и собраться.
После ареста прошло три дня, и Хиония Иоанновна сказала дочери: «Ну, пойди ты, что ли, найди отца. Там милиционер живет, — и она объяснила дочери, где именно, — спроси его, куда они его дели». Дочь нашла милиционера и спросила его об отце.
— Я могу только одно сказать, — ответил тот, — что их увезли в Трубетчино.
Трубетчино было небольшим, расположенным в стороне от дорог селом, которое в то время стало районным центром. Здесь были сооружены временные тюремные бараки, и сюда со всего района свозили арестованных, здесь же проходило краткое следствие, после которого заключенных увозили в Липецк.
Из Трубетчина отца Тихона перевели в тюрьму в городе Липецке. Во время допросов следователь требовал от священника признания:
— Свидетельскими показаниями вы достаточно уличены в антисоветской деятельности, проводимой среди населения села Куймань. Следствие требует от вас правдивых показаний.
— Да, я согласен с той формулировкой свидетелей, что в моем понимании коммунисты — люди неверующие, заблудившиеся, пропащие и ведут народ к погибели в будущей загробной жизни. Они должны познать Бога. На земле абсолютной правды нет, а правда есть только на небе.
— Вы высказывали террористические намерения по адресу партии и правительства?
— Террористических намерений я никогда не высказывал и не считаю себя в этом виновным.
— Расскажите о ваших преступных связях.
— Преступных и других каких-либо связей у меня нет.
Подобного рода допросы продолжались в течение двух месяцев. 4 октября 1937 года «тройка» НКВД приговорила протоиерея Тихона к смертной казни. Приговоренных к расстрелу казнили за окраиной города Липецка. Перед расстрелом батюшку спросили:
— Не отречешься?
— Нет, не отрекусь! — ответил священник.
Священномученик Тихон был расстрелян 17 октября 1937 года и погребен в общей, ныне безвестной могиле.
Матушка Хиония не оставляла попыток узнать об участи мужа и не раз ходила к местным властям, требуя от них ответа. Они отмалчивались, а она, как человек решительный и прямой, сделала им за это выговор. Выходя из сельсовета, сказала: «Мужа забрали, ничего от них невозможно добиться, это какое-то безобразие». Один из представителей власти однажды пригрозил:
— Смотрите! Вы слишком много болтаете! Мы и вас заберем!
— Вот и хорошо! — ответила Хиония. — Заберите меня, пожалуйста, я там, может быть, с отцом Тихоном увижусь!
Вскоре после этого разговора Хиония Иоанновна поехала в Москву к жившим там сестрам. В ее отсутствие в дом пришли представители сельсовета, и один из них спросил ее дочь Ирину:
— Где Хиония Ивановна?
— Ее сейчас здесь нет, — ответила Ирина. — Она уехала к сестрам в Москву.
Они, однако, стали демонстративно обыскивать дом в поисках хозяйки. Скоро вернулась матушка Хиония, и ей рассказали об обыске.
— Надо собираться, — сказала она. — Я уже чувствую, что возьмут. А я прятаться ведь не буду. И уж раз вызывали, я сама лучше пойду к ним.
Она оделась; приготовившись к аресту, собрала необходимые вещи и вместе с дочерью Еленой пошла в сельсовет. Это был вечер 12 декабря 1937 года. Хиония поздоровалась, назвала себя, а затем, напомнив, что они уже приходили за ней, спросила:
— В чем дело? Зачем я вам нужна?
— Вы тут останетесь, — сказали ей.
И Хиония Иоанновна попрощалась с дочерью. Всех арестованных отправляли в Трубетчино. Дочь, придя домой, собрала продукты, взяла сосуд со святой водой и отправилась в Трубетчино, где встретилась с матерью и все ей передала.
На допросе следователь спросил Хионию:
— Вы обвиняетесь в антисоветской деятельности, признаете себя виновной?
— В антисоветской деятельности виновной себя не признаю, — ответила она.
— Свидетельскими показаниями вы достаточно изобличаетесь в антисоветской деятельности, дайте правдивые показания.
— Свидетельские показания о своей антисоветской деятельности я отрицаю.
Из тюрьмы Хиония написала письмо детям. Его она смогла писать лишь урывками, в течение нескольких дней, начав до официальных допросов и окончив после того, как следствие было завершено.
«14/ХII. Дорогие мои дети, — писала она, — вот три дня я в клетке, а думаю — вечность. Допроса форменного не было еще, но спросили, верю я в то, что Бог спас евреев, потопив фараона в море, я сказала, верю, и за это меня назвали троцкисткой, которых нужно уничтожать, как врагов советской власти. Теперь я на себе испытала, как слово Спасителя ни едино не пройдет не исполнено. Я в жизни своей имела всегда грех судить, других осуждала без всякого на то права, и вот теперь сама попала под суд, а если б никого не судила, была бы не судима. Была властна, все делала, как мне угодно, вот теперь лишили свободы, без разрешения и на двор не ходим, а терпим от раннего вечера до полного рассвета, что некоторым мучительно, поэтому приходится больше говеть и меньше есть и пить.
Дорогие мои, возьмите себе на память о мне хоть по маленькой вещичке из бедного моего имущества... Сию минуту меня допрашивали, чем я занимаюсь в Куймани. Вы уберетесь ли из Куймани? Вы агитацией занимаетесь против советской власти, как Ваш муж, вы сектанты, не велели Ждановой идти в колхоз, и она не пошла. Я говорю, что это все ложь, никому я этого не говорила... Ну, дорогие, спешите убраться из Куймани быстрее, а то и Иру, и всех размечут, а я прошу вас, надейтесь и молитесь — Бог не без милости, нигде Своих рабов не оставит без помощи, и молитесь Богу, чтоб Он укрепил Своих рабов, привет мой всем, всем и спасибо вам за ваши труды. Простите меня. Храни вас Господь и Его Пречистая Матерь.»
31 декабря 1937 года Хионию приговорили к восьми годам исправительно-трудовых лагерей. Она была отправлена отбывать заключение в тюрьме города Шацка Рязанской области. 20 мая 1938 года тюремные врачи составили акт о состоянии ее здоровья и предложили освободить исповедницу, в соответствии с законом, так как обследование показало, что она не может обходиться без посторонней помощи. Однако уполномоченный НКВД потребовал не рассматривать вопрос о досрочном освобождении Хионии, ввиду ее резких по отношению к советской власти высказываний.
Она была освобождена в конце 1944 года, после того как стал очевиден смертельный исход болезни. Первое время она жила у дочери Юлии в Мичуринске, а когда приехала другая дочь, Вера, Хиония попросила перевезти ее поближе к могилам родных. Они выехали в ненастный ноябрьский день и с трудом доехали, чудом перебравшись по гнилым ялам моста и едва не упав вместе с лошадью и повозкой в глубокий овраг. Хиония поселилась возле села Тютчево в деревне Кривушке, где ее дочь Ирина купила небольшую избушку. Доехав до дома, исповедница совсем разболелась и теперь почти не вставала с кровати, но, несмотря на это, взялась подрабатывать шитьем. Платили ей ей за работу продуктами, часть из них она отдавала дочерям, а часть оставляла на свои поминки — и молилась, и заготавливала все на свою смерть, чтобы по возможности никого не обременить. Последние недели перед смертью она, по болезни, уже не принимала никакой пищи. Скончалась исповедница Хиония в декабре 1945 года.
Священномученик Тихон и исповедница Хиония Архангельские канонизированы для общецерковного почитания на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в 2000 году.